Сила в комнате постепенно опадает, плывет запах погасших свечей. Джек чувствует, как прогибается кровать, и Ричард устраивается позади брата, бережно обнимает.
В волчьем обличье всегда проще, но сегодня не до того. Джек ощущает удовлетворение от проделанной работы, безопасность от близости брата. Когда приступ сходит на нет, Джек в изнеможении засыпает.
В запахе полыни и — чуточку — крови.
Ричард почти не спит ночью.
Слушает размеренное дыхание Джека, но сам уснуть не может. Ему всё время кажется, что сейчас опять что-то произойдет. Нельзя расслабляться. Стоит закрыть глаза, и вновь ощущаешь хватку ошейника с шипами и боль, которая не позволяет уснуть.
Ричард знает, что в реальности всё спокойно. А после колдовства Мортонам будет не так-то просто воздействовать. Но всё равно ворочается.
Джек вздыхает во сне, и Ричард наконец-то встает — иначе своим ворочаньем точно разбудит брата. Идет на кухню. Долго крутит в руках снотворное, но в итоге не пьет. Тогда он будет спать, как убитый, но так просто не услышит, если Джеку понадобится помощь.
В итоге Ричард до рассвета сидит с блокнотом, зарисовывая эскизы будущих татуировок и просто какие-то карандашные наброски, которым не придает значения. Когда светает ставит кофе.
Ричард не знает, который час, когда слышит звонок в дверь. Почти тут же вспоминает, что должен прийти Генри. Ричард о нем совершенно забыл, хотя стоило отменить встречу.
— А Джек где? — спрашивает Генри, когда проходит в квартиру.
— Спит. Вчера был сложный вечер, вторую часть ритуала насчет твоего проклятия придется отложить.
— О… хорошо.
Генри явно теряется, хотя не пытается настаивать на своем, когда младший брат распоряжается. Ричарду почти стыдно — почти. Он предлагает Генри кофе, и тот не отказывается.
— Выглядишь погано, — усмехается Ричард.
— Я не спал.
Генри и правда кажется бледным, с темными кругами под глазами. Ричард впервые ловит себя на мысли, что Генри похож не только на отца или мать, как хотелось видеть с самого начала, но и на Джека. Может, и на самого Ричарда, тому сложно судить.
Они сняли основную часть проклятия, но оно еще работает и подтачивает силы Генри. Он проводит по светлым, как у матери, волосам, но движение точно такое же, как у Джека. Достает из кармана какой-то камушек и кладет на стол.
Ричард не трогает, но рассматривает. Это не камень, а стеклянный кулон в виде звезды — такие штуки делает Микки из стаи, выдувает в гараже. У Джека таких стекляшек целый ящик, часть из них использует и он, и сам Ричард, когда надо сделать простенький амулет.
— Джек дал, — поясняет Генри. — Сказал, на всякий случай. Для защиты.
— Когда он треснул?
— Сегодня ночью.
Ричард хмурится, рассматривая широкую трещину прямо по центру. От нее россыпь мелких, будто морщинки на стекле.
Ричард не успевает ничего сказать, на кухню заходит Джек. То ли сам проснулся, то ли — скорее всего — его разбудили голоса. Он выглядит сонным, встрепанным, кутается во вчерашнюю клетчатую рубашку. На щеке у Джека отпечаталась складка от подушки.
Он трет глаза, скрывает зевок и совершенно не удивляется Генри. Ричард ставит еще кофе.
Джек усаживается между братьями, одна нога на стуле, так что он кладет голову на колено. Подхватывает треснувшую стекляшку.
— О, смотрите, духи вовремя предупредили. Мортоны прощупывали. Интересно, на этот раз всех или тоже «старшего из братьев»? Кто знает, что ты в городе, Генри? А кто вообще знает, что ты жив?
Джек относится к Генри просто как к еще одному волку, и это бесит Ричарда, который не может отмахнуться от того, что вернулся их отнюдь не мертвый брат. Но сейчас Джек умудряется не только вести себя так, будто сидящий потерянный брат — само собой разумеется. Он быстро поясняет, что значит разбитый амулет и припечатывает вопросами, которые правда важны.
— Никто, — Генри опускает глаза. — Я приходил только к вам.
Джек едва заметно щурится, и Ричард прекрасно знает, что это значит: Джек не доверяет Генри.
— Отец знает, что ты жив, — говорит Джек. — Ты сам так сказал. Но ты не говорил ему, что вернулся?
— Нет.
— Почему ушел?
Даже Ричард удивляется такому напору. Генри тоже с удивлением вскидывает голову и смотрит на Джека — но не обманывается ни его встрепанным видом, ни отпечатком подушки на щеке. Взгляд Джека такой же, каким бывает у отца.
— Если Мортоны объявили войну, я хочу четко знать, на чьей ты стороне, — негромко говорит Джек. — Почему ушел?
На этот раз Генри не теряется и тоже смотрит твердо. Настолько жестко, что Ричард замечает, как едва заметно ежится Джек, как сжимаются его ладони на чашке. Ричард встает позади брата, чтобы тот ощущал его, и тоже смотрит на Генри.
— Я влюбился, — отвечает он.
— За это от сыновей не отказываются, — усмехается Джек.
— Она не нравилась отцу. Потому что… она была человеком. Я рассказал ей об оборотнях, а она разозлилась. Заявила, если я хочу быть с ней, то стоит отказаться от привычек задирать лапу.
Ричард слышал о смешанных парах. Чаще всего оборотни предпочитали искать спутников среди себе подобных, но случалось всякое. И отец правда высказывался об обычных женщинах довольно резко. «Им никогда не понять волков. Они все хотят сделать из хищников комнатных собачонок».
— И что было потом? — спрашивает Джек.
— Мне пришлось выбирать. Отец этот выбор не одобрил. Настолько, что послал меня к черту и заявил, что если я не хочу быть оборотнем, то для него я хуже, чем умер.
— И ты не возвращался все эти годы. Зачем явился сейчас?
— Проклятье…
— Нет. На самом деле. Ты мог пойти к другому шаману.
Генри злится. Он явно не привык к таким допросам, но на нем еще висит проклятье… и явно что-то еще, ради чего он готов терпеть и отвечать по возможности правдиво.
— У нас родился сын. Он подрос. Он… умеет обращаться. Ему нужна стая, я не хочу, чтобы он был волком-одиночкой.
— А что твоя жена?
— Она еще не знает.
Джек хмыкает. Проблемы Генри с женой и ее отношением к оборотням их не касаются, а вот существование племянника Ричарда удивляет. Он бы хотел его увидеть.
— Поехали к отцу, — говорит Джек.
Глаза Генри невольно округляются:
— Зачем?
— Ты же хочешь узнать о стае? Обратись к
