Генри нечего возразить. Он может только допить кофе да скрыться в ванной. Ричард косится на Джека, хочет спросить, с чего тот такой настойчивый.
А еще Ричард замечает, что брат ни слова не сказал о второй части ритуала по снятию проклятия. И понимает, что это не только из-за усталости: просто пока что Джек не хочет заканчивать. Пока есть чем воздействовать на Генри. И такое от помогающего шамана Джека удивляет.
— Я знаю, что ты не спал, — серьезно говорит Джек. — Хочу быть уверен, что Генри нас не предаст. Больше Мортоны ни тебя на цепь не посадят, ни кого-то еще.
Ричард рассеянно кивает. Вспоминает, как испугался вчера за Джека — а тот наверняка так же боится за него самого. Особенно после того, как видел Ричарда после похищения, знает, на что способны Мортоны.
Это Джек мажет его ноющие шрамы и успокаивает, когда Ричард задыхается в панике. Глупо было думать, что он не думает об этом — или не готов что-то делать, чтобы история не повторилась.
Джек зевает и теперь он похож на себя прежнего. Трет глаза:
— Только, Дик, можешь ехать помедленнее? Я бы в машине еще поспал…
========== 6. ==========
Джек ненавидит ругань.
Иногда Ричарду кажется, брату физически больно слушать чужие крики и взаимные упреки. Поэтому в гостиной родителей Джек жмется к стене, пока отец и Генри высказывают друг другу всё, что накопилось за эти годы. Мать сидит молча, стискивая чашку чая и не пытаясь вклиниться в разговор.
По началу она была именно той, кто сразу узнал сына. Повернула свои слепые от рождения глаза в сторону топтавшегося на пороге:
— Генри?
Она гладила его плечи, изучала тонкими длинными пальцами лицо, а Генри, казалось, был смущен. Отец тоже выглядел ошарашенным — первую пару минут. Их разговор с сыном казался удивленным, но теплым.
Ричард тогда поверил, что всё будет хорошо.
И упустил момент, когда отец и Генри перешли к взаимным упрекам. Теперь Ричард видит, что эти двое потрясающе похожи — может, именно это когда-то не дало им прийти к соглашению.
Джек жмется к стене, но никто не слышит, кроме Ричарда, шепота:
— Да прекратите…
Джек выскальзывает наружу. Ричард еще какое-то время сидит в гостиной, но потом понимает, что в этом нет смысла. Мать не вмешивается, а от ругани этих двоих устает даже Ричард.
Он подхватывает теплую клетчатую рубашку, которую забыл Джек, и выходит.
Дом родителей совсем не похож на маленькую квартирку братьев. Он стоит в пригороде, и сразу за аккуратным крашеным забором начинается лес. Ричард может ощутить его запах, ветви и намокший от дождя мох.
Он и Джек выросли в этом доме. Большой, двухэтажный, всегда с ароматом свежесрезанных цветов, которые так любит мать. Полный света и массивной мебели, которая всегда вызывала ощущение надежности, но раздражала Ричарда старомодностью.
Он знает, что наверху еще остались их комнаты. У Ричарда в темных тонах, с нарисованным во всю стену демоном, а у Джека пропахла какими-то травами, с собранным из кусочков самолетом под потолком. У Ричарда никогда не хватало терпения на такую кропотливую работу.
В детстве они были двумя волчатами — это сближало. Как и осознание Ричарда, что любой может исчезнуть, как Генри. Но это не меняло того, что они ссорились, как любые мальчишки и братья.
Джек всегда был обидчивым, а Ричард — непримиримым.
В коридоре Ричард видит, что внешняя дверь осталась раскрытой, а через стекло внутренней виден Джек. Он сидит на ступеньках, спиной к дому, обхватив себя руками. Наверняка мерзнет, но не хочет возвращаться в дом за чем-то теплым.
Ричард накидывает куртку и выходит на крыльцо. Протягивает брату рубашку, и тот с благодарностью кивает. Накидывает ее на футболку. Помедлив, Ричард садится рядом.
Он помнит похожий день. Джеку тогда было лет двенадцать, он возвращался от друзей, но, раскрыв одну дверь, передумал и уселся на крыльцо. Ричард случайно его заметил, когда с прихваченным с кухни сэндвичем возвращался к себе.
Он тогда удивился, чего Джек не заходит. И самую чуточку, наверное, забеспокоился.
Подхватив сэндвич и оставив тарелку на тумбочке в коридоре, Ричард тихонько вышел на крыльцо. Тогда стоял вечер, уже зажигались теплые огоньки фонарей в сумерках. Джек даже не пошевелился, когда брат точно так же уселся рядом.
— Ты чего тут торчишь? — спросил Ричард, откусывая сэндвич. — Холодно же.
— Боюсь идти домой.
— Чего это?
— Вдруг и вы меня выгоните.
Ричард поперхнулся сэндвичем и с удивлением посмотрел на брата. Но тот оставался серьезен: смотрел, не отрываясь, на носки своих стоптанных кроссовок.
— Почему? — только и спросил Ричард.
— Потому что я слышу голоса. Ребята сказали, я псих. Они не хотят общаться с психом. А я даже не понял, что тех голосов и нет…
Джек покосился на брата почти с вызовом, как будто ожидал, что тот сейчас рассмеется или правда прогонит.
— Придурок, — вместо этого хмыкнул Ричард. И протянул Джеку свой сэндвич.
К счастью, их мать всегда была близка к миру духов. Она не умела с ними общаться, не была шаманкой, но объяснила, что Джек вовсе не псих.
— Всё совсем наоборот, — мягко сказала она в тот вечер.
Джек тогда только начал слышать духов, и мать смогла его убедить, что это нормально. А потом именно она связалась с каким-то другом своего отца. Сам дедушка тоже был шаманом, но умер еще до рождения Джека, даже Ричард его совсем не помнил. Его друг приехал и несколько лет обучал Джека. Он оказался сильным шаманом — и упорным.
Сейчас Джек не выглядит потерянным, как в тот раз. Просто сидит, подперев голову руками, смотрит на лес за забором. Едва заметно пахнет краской, кажется, от соседей.
— Не думал, что так выйдет — вздыхает Джек. — Почему нельзя нормально поговорить?
— Это ты так можешь. А они нет. Семнадцать лет прошло! Генри его еще и внуком огорошил.
— Да, — улыбается Джек. — Оба так себе ведут диалог.
— Пусть пообщаются. Надо еще стае рассказать о Генри. Особенно если он правда хочет, чтобы его волчонок хоть иногда бегал с нами.
— Волкам тяжело без своих.
Ричард рассеянно кивает. Ему рассказывала об этом Кейт: вне стаи ты свободен — но одинок. Не связан ни с кем, можешь общаться с такими же нейтральными… но чаще всего они всё равно собирались группами. Потому что пусть сейчас волки не охотятся и выживать не требуется, но они всё равно слишком социальны.
Быть именно с себе подобными. Кто понимает, что такое обращаться и бежать в густом подлеске при свете Луны.
— Дик. Ты можешь… не ходить сегодня на работу?
Ричард смотрит на Джека
