When The Roads Cross (СИ)

лишь смущалась, что, конечно же, не мог видеть Шон из-за особенностей их связи. И такими урывками, перепадами от светлой идиллии до беспросветного мрака, протекали их отношения, лишь одно оставалось неизменным: «Клем, ты глупый ребенок» — неустанно повторял Шон, время от времени меняя лишь интонацию. Иногда он срывался, иногда говорил по-доброму и шутя. И Клементина это запомнила. Больше всего от жизни в то время девушка хотела доказать. Доказать Шону, что он ошибается, что она давно уже выросла, хотя по невеликому росту и возрасту так не скажешь. «Ты хочешь доказать… — хмуро повторял ее слова Шон и закатывал глаза, в очередной раз слыша одно и то же. — Невозможно доказать, что ты взрослая, ведь именно такое «доказательство» делает из тебя гребанного ребенка» — читал нотации он, но девушка не слышала, продолжая гнуть свою линию. Однако, так думал Шон, будто Клементина глухая, на деле же она все понимала. Понимала и ничего не могла с собой поделать. И сейчас, ловя себя на мысли, будто все их отношения с Шоном представляли из себя сплошную скачку от света к тьме на фоне ее «детской глупости», Клементина ощущала горькое разочарование. Разочарование в себе, в потраченном времени. Шон убил несколько месяцев на то, чтобы сделать ее лучше, на то, чтобы она наконец поумнела, а на деле как все сложилось? Вот Клементина встречает его альтернативную версию из обычного мира, и все, что она видит в глазах, это знакомое: «Я знаю, что ты сморозила глупость, но я все равно на твоей стороне». Шон не верил ей, когда она говорила о «чутье», Шон не хотел доверять ей что-то важнее сбора хвороста в лесу — она для него младшая сестра, второй Даниэль, но чуть постарше, и разве к этому стремился Шон из апокалипсиса? Разве этому он ее учил? Столько времени прошло, столько сил было потрачено, а она все так же осталась глупым ребенком, над которым когда-то любил подтрунивать «рано повзрослевший» Шон.

— Я все испортила… — прошептала одними губами Клементина и выпрямилась, подняв с земли очередную веточку для костра, и в этот момент она почувствовала резкий укол в сердце, а по спине прошел знакомый табун мурашек, похожий на тот, что посещал ее каждый раз, когда она погружалась в «особые» сны. Выронив из рук хворост, девушка замерла, отбросив все горькие мысли на второй план. Холодный страх сковал руки девушки, а мысли словно выветрились из головы. Она чувствовала опасность, но не понимала, что могло стать причиной. В это время позади послышался шорох листвы, а сразу за ним воздух разрезал тихий, угрожающий рык. Клементина медленно обернулась, не в силах произнести и малейшего слова. И тогда взгляд янтарных глаз встретился с пристальным карим, а тишину леса разрушил пронзительный девичий вскрик…

«Ставь под сомнение, но никогда не исключай возможности…».

========== Шон IV ==========

Из объятий сна Шона вырвали резко и неожиданно. Краем уха услышав, как не так далеко от их лагеря кто-то кричал, юноша тут же вскочил на ноги и встретился взглядом с не менее перепуганным, взволнованным Даниэлем. Мальчик смотрел на Шона выжидающе, искал в нем поддержки, опоры, надежности. Шон ведь старший брат, даже в таких непонятных ситуациях он должен знать, как поступать и что делать. Звучит как знакомое заблуждение, тем не менее Шон старался ему соответствовать. Бегло обернувшись, он искал взглядом Клем, но лагерь был пуст.

— Где она? — тут же спросил Шон, обратившись к Даниэлю, на что получил незамедлительный быстрый ответ:

— Я не знаю, — мальчик пожал плечами и, последовав за братом, тут же быстро поднялся на ноги, принявшись оглядываться. Затуманенный после сна рассудок еще давал о себе знать, но братья этого совершенно не чувствовали. С каждой секундой в их головы закрадывались очевидные сомнения и страхи, однако, вспоминая уроки Клем, Шон не давал им взять над собой верх. Глубоко вздохнув, юноша осмотрелся, схватил нож, лежавший недалеко от его рюкзака, и, бросив на Даниэля короткий взгляд, серьезным голосом произнес:

— Ни шагу из лагеря, — процедил он, нахмурив брови. В этот момент голову Шона обуревали противоречивые мысли: с одной стороны логичнее было бы взять Даниэля с собой, мало ли что случилось, возможно, оставлять его в лагере одного небезопасно, но с другой стороны Клементина — девушка не глупая: так кричать от прилипшей к лицу паутины, в которую по неосторожности она могла угодить, Клем бы не стала. Вероятно, что-то случилось и это что-то, очевидно, нехорошее. — Ты меня услышал? Стой здесь.

— Что?.. Нет, подожди…

— Даниэль! — повысив голос, Шон заметно напугал брата. С огнем в глазах и ножом в руке парень совершенно не походил на того бестолкового старшеклассника, каким был всего пару месяцев назад. Его брат изменился, стал взрослее, и сейчас Даниэль ощутил это особенно остро. — Если я сказал: «Стой здесь», ты стоишь здесь, понятно?

— Но…

— Я скоро вернусь, подожди, — бросил Шон напоследок и, развернувшись, кинулся в сторону, откуда совершенно точно и слышал разбудивший его крик. Пробираясь сквозь листву встречавшихся на пути кустов и спотыкаясь о мешавшие под ногами корни деревьев, Шон старался быстро соображать: Клементины нет в лагере, а не так далеко разносится крик. Голос совершенно точно был женский, значит это она, не иначе. За все время компания не встретила в лесу даже намека на то, что по близости располагалась какая-нибудь пешеходная тропа или туристический маршрут, вряд ли кричать мог так близко кто-то, кроме Клем.

Клем… Чувствуя подступающий к горлу страх, холодными тисками сковывающий его изнутри, Шон думал о девушке. За последние пару месяцев, когда по ночам юноша перемещался в сознание Клементины из апокалипсиса, он успел привыкнуть к подобному чувству. Чувству приближающейся опасности, чувству волнения и необъяснимого трепета, приходящего, когда ты лицом к лицу сталкиваешься с серьезной угрозой. Каждый раз, когда Клементина встречала ходячего, каждый раз, когда чувствовала направленный в ее сторону пистолет или готовый выстрелить лук, она замирала. На секунду застывала в пространстве, дабы успеть просчитать риски, найти возможности выхода из конфликта, но главное — она это делала, чтобы подавить страх. Клементина учила: «Самое худшее — пойти на поводу у собственной паники», и Шон, в такие моменты находящийся рядом с Клем, отмечал каждое ее действие, вырезая в памяти алгоритм. Шон нередко упоминал, будто Клементина научила его не бояться. И это правда. Если раньше от одного вида крови, от одного запаха приближающейся беды, Шон сомневался, впадая в некий ступор, сейчас он