Русская эскадра – первый и четвертый броненосные отряды под командованием адмирала Бутакова, – приблизились к Свеаборгу накануне, уже в сумерках. Встали в восьми милях на зюйд-ост от острова Александровский (на шведских и датских картах он именовался Скансландет), за цепочкой безымянных островков, дождались темноты, спустили катера и… дальнейшее уже известно. Утром, с первыми лучами солнца, корабли выстроились в кильватерную колонну: следовало торопиться, чтобы подойти к Свеаборгу раньше, чем британцы сумеют привести в порядок свою эскадру, раздерганную ночными минными атаками. Адмирал скомандовал «поход», колонна двинулась… и на траверзе острова Стургольм (финский Исосаари) была обнаружена британским авизо.
Королевский Флот не зря считается первым среди всех прочих флотов – и не только из-за своей огромной численности. Мало кто может потягаться с британскими моряками в выучке; три века господства на морях кое-чего, да стоят. Эскадра Бутакова едва прошла три из пяти миль, отделявших ее от неприятеля, а британцы уже выстроили боевой ордер. Смотрелся, он, правда, жидковато: всего шесть броненосных судов, половина – со следами поспешного ремонта. Все, что осталось от Эскадры Специальной службы.
Вице-адмирал Эстли Купер Ки стоял на мостике «Сьюперба». Сейчас его не беспокоило то, что план захвата Гельсингфорса приказал долго жить. И наплевать, что летняя кампания года на Балтике, фактически, проиграна – сейчас он раскатает в жестяной блин русские корыта, и тогда… тогда… «У королевы много», как говорят моряки, провожая тонущий корабль. Пусть лорды Адмиралтейства оторвут свои сиятельные задницы от кресел, выберутся из высоких кабинетов, и займутся делом – наскребут где-нибудь по колониям и пришлют для пополнения Эскадры Специальной Службы хотя бы полдюжины броненосцев. Если он сумеет разгромить ядро Балтийского флота – пришлют обязательно, никуда не денутся…
Колонны медленно сходились на контркурсах – словно дуэлянты, отсчитывающие шаги до барьера. Дистанция до головного броненосца русских сократилась до полутора миль. Над палубой «Сьюперба» повисло молчание, расчеты замерли возле орудий. Флаг-артиллерист, стоящий на крыле мостика поднял микрометр Люжоля.
– Дадли, дистанция до русского флагмана?
– Семнадцать кабельтовых, сэр!
– Прибавить обороты! Полный ход!
Палубный настил содрогается от яростной мощи шести с половиной тысяч лошадей, заключенных в котлы и механизмы…
– Пятнадцать кабельтовых!
Даже на таком расстоянии адмирал разглядел, как повернулась башня русского броненосца. Вот его силуэт изменился, вытянулся, удлинился….
– Русские поворачивают к весту!
– Дистанция?!
– Тринадцать кабельтовых, сэр!
Ну вот. Уже скоро.
И – словно бритвой, резанул по ушам крик сигнальщика:
– С норда подходит еще одна колонна! пять… нет, семь вымпелов! Дистанция две мили и сокращается!
У вице-адмирала потемнело в глазах. Из пролива между островами Скансланд и Кунгсхольм, почти не различимые на фоне берега, выходили русские суда. Два башенных фрегата и пять мониторов. Опять эти мониторы!
– Ригби! Вы же уверяли, что русские разгромлены, не так ли? И что в крепость прорвалось не больше двух вымпелов. Тогда, откуда взялись вот эти?
– Но, сэр… доклады капитанов… я не мог знать…
– Вы… вы мерзавец! Вы обманули своего адмирала! – Сэр Эстли Купер брызгал слюной, глаза его налились кровью. – Я вас… под трибунал! Нет, никакого трибунала – вас вздернут на рее, как последнего дезертира, как…
На «Петре» сверкнули вспышки, полубак заволокло дымом. И сразу загрохотало по всей линии – открыли огонь сразу обе русские колонны. В ответ с «Резистанса» ударило одно – только одно! – орудие, эхом откликнулся ему «Принц Уорден». С запозданием выпалили две восьмидюймовки носового плутонга «Сьюперба». Пушки остальных британских кораблей молчали. – Почему они не стреляют?
На вице-адмирала было страшно смотреть. Сгорбился, будто разом постарел лет на десять, лицо в багровых пятнах, пальцы дрожат… – Сэр, «Клеопатра» покинула строй!
Ригби вскинул подзорную трубу: идущий концевым фрегат выкатывался влево, сбавляя ход.
– Ваша светлость… сэр… – голос флаг-офицера прерывался. – "Клеопатра" спустила флаг!
Вице-адмирал вырвал у подчиненного трубу. На кормовом флагштоке вместо «Юнион Джека» полощется на ветру белое полотнище.
«Нет. Этого не может быть! Это же британский фрегат! Коммодор Стёрджес… негодяй, изменник, жалкий трус! А он, старый дурак, еще выделял его среди других командиров судов! Позор, позор, горше смерти…»
Труба полетела за борт. Сэр Эстли Купер Ки обвел свою свиту тяжелым взглядом, резко, на каблуках повернулся и чуть ли не бегом покинул мостик. Никто из офицеров не сделал попытки последовать за ним, лишь мичман, младший штурманский помощник "Сьюперба", дернулся к трапу и замер, наткнувшись на тяжелый взгляд Ригби. Минутой позже за дверью адмиральского салона – роскошной, красного дерева с бронзовой позолоченной ручкой и уголками – негромко хлопнул револьверный выстрел.
Эпилог
Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый Росс! Звучной славой украшайся. Магомета ты потрёс![66]Торжественные звуки полонеза плывут над городом. Солнце сверкает в меди геликонов и литавр, отскакивало от зеркальных стекол над Дворцовой набережной, серебристой чешуей рассыпалось по невской ряби. Май в этом году выдался необычайно теплым, и толпы, запрудившие Дворцовую набережную, одеты по-летнему. Городовые успевшие сменить мундиры на летние, щеголяют в белых полотняных рубахах; кое-где мелькают тюлевые зонтики в руках дам и барышень – солнце уже припекает не на шутку.
Воды быстрые Дуная Уж в руках теперь у нас; Храбрость Россов почитая, Тавр под нами и Кавказ.Корабли выстроились двумя колоннами от стрелки Васильевского острова и дальше, мимо Адмиралтейства, к Николаевскому мосту. Правая вся в праздничном убранстве: флаги расцвечивания, парадные офицерские мундиры на шканцах и мостиках, кипенно-белые голландки нижних чинов – шеренгами по бортам и цепочками, в вышине, вдоль реев – машут бескозырками, улыбаются, неслышно кричат… Ослепительно сияют, перемигиваясь солнечными зайчиками с оркестровой медью, латунные поручни, переговорные трубы и кольца иллюминаторов, бронзовые накладки на штурвалах и детали орудийных замков – все то, что на флоте называют емким словом «медяшка». Зеваки, заполонившие набережные на обоих берегах Невы, не отрывают глаз от этого праздничного великолепия.
Уж не могут орды Крыма Ныне рушить наш покой; Гордость низится Селима, И бледнеет он с луной.Левая колонна заметно короче – угрюмые черные утюги, придавленные собственной тяжестью к невской зыби, пялятся на набережные слепыми иллюминаторами и задраенными амбразурами артиллерийских казематов. Ни пестрого великолепия сигнальных флагов и вымпелов, ни начищенной до ослепительного блеска меди. Грозные некогда орудия старательно укрыты брезентами, стеньги и реи спущены, мачты торчат нелепыми обрубками, на палубах и мостиках – ни души. И на каждом судне с кормового флагштока, под Андреевским флагом свисает еще один – красный, пересеченный наложенными друг на друга косым и прямым
