— Я хочу сделать это с тобой. Хочу встать на колени ради тебя.
Ох, блядь. Вся кровь в моем теле приливает прямо к члену. Мое дыхание становится громче, когда она говорит, что хочет скользнуть рукой по моим боксерам, снять их, а затем касаться меня, гладить и пробовать. Ее голос и образы, что она рисует, заставляют меня терять контроль, и мне уже недостаточно ее слов. А затем она добавляет:
— Я буду облизывать и целовать, а затем обхвачу губами твой член.
Я близко, так чертовски близко. Мой голос хриплый, полон вожделения, а кулак двигается все быстрее.
— Я хочу увидеть это, Эбби. Хочу придерживать твою голову и смотреть, как ты делаешь это со мной.
— Я заставлю тебя кончить. — Ее дыхание прерывисто.
— Черт возьми. Я не могу насытиться тобой.
Она стонет.
— Так же, как и я. Я хочу всего тебя. Хочу ощутить твой вкус во рту.
И теперь слова бессмысленны, так как наши стоны становятся единственным саундтреком разговора. Эбби вскрикивает, и я понимаю, что она близка к оргазму. Мое собственное удовольствие взлетает до небес. Я представляю ее сейчас, как она доводит себя до исступления своими пальцами. Этот образ вспыхивает передо мной, и напряжение в моем теле достигает максимума, а затем взрывается. Мое освобождение мощно, и очень скоро, когда я стону ее имя в телефон, она делает то же самое для меня.
Минуту спустя, после того как я привожу себя в порядок, мое тело все еще гудит.
— Итак, если сопротивление сексу по телефону является показателем силы, то мы с треском провалились.
— Так и есть.
— И я совсем не жалею об этом.
— Так же, как и я, — говорит она.
Мы говорим еще час, и это не имеет ничего общего с сексом.
Мы говорим о наших наименее любимых овощах и наших самых любимых фруктах, и мы согласны с тем, что творог — это дьявол, и задаемся вопросом, как брюссельская капуста каким-то образом обманула всех, выдавая себя за крутую еду.
Она говорит мне, что хочет когда-нибудь взять уроки на трапеции, но я все еще должен научить ее игре в бильярд, и я говорю, что хотел бы этого, тем более после того, как она сильно помогла мне с французским. Я узнаю, что она добровольно участвует в местной программе грамотности, и я говорю ей о своих планах пробежать десять километров для благотворительной помощи детской больнице в конце этого лета.
— Я ненавижу бегать, но буду подбадривать тебя, — говорит она.
— Мне бы этого хотелось.
Когда мы прощаемся, кажется, что это может случиться, — она будет ждать меня там, на финише.
Глава 18
Эбби
На следующий день Хейден решает, что хочет учить французский, так же, как и ее отец. Пока мы бродим по городу, я учу ее, как по-французски будут «качели», «магазин» и «печенье с шоколадной крошкой».
Ближе к вечеру мы садимся в метро и направляемся в ресторан на Кристофер-стрит, в котором Саймон встречается с братом-близнецом Ника для составления сметы. Саймон попросил меня привезти сюда Хейден, так как чуть позже он планирует сводить ее в кино в Челси. (Примеч. Челси — район Нью-Йорка).
Самое смешное, что когда он сказал мне об этом, я чуть не спросила, могу ли я присоединиться к ним. Я поняла, что хочу пойти в кино с ними, купить ведерко с попкорном и случайно коснуться руки Саймона, когда мы одновременно потянемся за ним.
Мой желудок выписывает пируэты от одной только мысли об этом. Я крепче сжимаю маленькую ручку Хейден, фокусируясь на ней, а не на ее отце.
Это не так уж и просто.
Это очень тяжело.
Но я награждаю себя золотой медалью, когда не думаю о Саймоне, преодолевая последний оставшийся квартал.
Когда мы добираемся до ресторана, и я открываю дверь, Хейден влетает внутрь и обнимает своего отца.
— Папочка! Сегодня мой урок был таким веселым! Эбби учит меня французскому, так же, как и тебя! Bonjour! (фр., здравствуй).
— Bonsoir, machérie, — говорит он и берет ее на руки, а мое сердце трепещет, когда он говорит с ней по-французски. — Я думаю, что это здорово, сладкий горошек. Расскажешь мне об этом побольше, когда я закончу?
Хейден кивает и смачно целует его в щеку, а затем прижимается ближе. Взмывать — весьма подходящий глагол в данной ситуации, потому что мое проклятое сердце взлетает в стратосферу, когда он поворачивается и смотрит на меня.
Я перестаю дышать.
Его глаза блестят так, будто у него есть секрет. Будто у нас есть секрет. И это правда. Мы скрываем то, как мы относимся друг к другу. Даже со всем этим пространством между нами, и людьми, окружающими нас, я клянусь, что я единственная, кого он видит.
— Привет, Эбби, — говорит он, и я слышу что-то новое в его голосе. Что-то сильное и мягкое. Будто я именно тот человек, помимо его маленькой принцессы, которого он хочет видеть больше всего в конце своего рабочего дня.
— Привет, — говорю я, и в этом одном слове, из-за того, как оно слетает с моих губ, он должен услышать, что я чувствую то же самое.
Направляясь к двери, я чувствую на себе его взгляд. Именно там я его и хочу. Я хочу, чтобы он смотрел на меня, тосковал по мне, влюблялся в меня.
Ведь я от него без ума.
* * *Саймон
Этим вечером наш урок французского проходит по телефону, так как Эбби помогает мне подготовиться к деловому ужину, намеченному на эти выходные. Она учит меня задавать важные вопросы о вине. А я спрашиваю ее, становится ли она игривой от вина.
— Разве ты уже не знаешь? Я выпила несколько бокалов перед тем, как наброситься на тебя, когда мы смотрели фильм о зебрах.
— Ах, я не был уверен, было ли это из-за меня, зебр или вина.
— Из-за всего этого, — говорит она, а затем инструктирует меня о том, как похвалить шеф-повара за отличную еду.
Я повторяю ее слова, а затем хвалю ее за то, что она вкуснее любого десерта.
— О, остановись, — застенчиво говорит она, и я слышу смущение в ее голосе. — И в следующий раз моя очередь пробовать тебя.
С этим не поспоришь. Тем более, если она хочет следующего раза. Может, мы не сопротивляемся друг другу. Может, это просто семантика, когда мы говорим, что секс по телефону не то же самое, что срывать друг с друга одежду.
Но, несмотря
