К сожалению, она не могла рассказать мне ничего нового о троне. Когда я узнала, что она умеет читать, я попыталась убедить ее поискать в королевской библиотеке книги о троне, но она задрожала уже от самой просьбы. Я довольствовалась чтением тяжелых томов, которые принес слуга с приветом от короля: история военной славы Ледяных Королей за последнюю тысячу лет. Помимо прочего, они помогали мне заснуть.
Марелла не появлялась. Я задавалась вопросом, строит ли она еще какие планы или просто потеряла интерес ко мне, возможно, решив, что мои раны означают, что я не так сильна, как ей хотелось бы.
Неделя, наконец, прошла, и целительница, удовлетворенная ходом моего выздоровления, объявила, что я могу вернуться к обычным делам. Через несколько минут после ее ухода в комнату ворвался стражник.
– Стучаться не учили? – сухо спросила я, отрываясь от толстой книги по истории.
Он кисло посмотрел на меня.
– Король приглашает вас на ужин.
Пришла Дорина, чтобы помочь мне помыться и одеться. В этот раз мне принесли малиновое платье с белыми и синими лентами, которые крест-накрест пересекались под моей грудью и на талии. В ушах у меня красовались серьги филигранной работы с голубыми камнями. Завитые в локоны волосы свободно спадали по спине. Дорина размазывала на моих губах воск, чтобы сделать их блестящими.
– Вы прекрасно выглядите, – сказала Дорина. – Сегодня королю грозит опасность.
– Что ты хочешь сказать? – резко спросила я.
– Вы такая красавица, что он может влюбиться в вас.
Я вздрогнула.
– Типун тебе на язык.
Она слегка наклонила голову.
– Знаете, а такое уже бывало. Однажды король Ледокровных влюбился в Огнекровную.
Ее слова напомнили мне о разговоре с Аркусом в ту ночь, когда мы сидели бок о бок под полумесяцем – его едва заметный профиль в угасающем свете, его плащ, развевающийся на ветру, его взгляд, сверкающий в звездном свете всякий раз, когда он смотрел на меня. Именно тогда он в первый раз доверился мне и рассказал о своем прошлом. Он тоже рассказывал о Ледяном Короле, который полюбил Огнекровную. От воспоминаний у меня внутри все затрепетало.
– Я слышала историю об Огнекровной, которая стала королевой. А люди ее приняли?
– Ну… – Дорина посмотрела на меня и быстро отвела взгляд. – На самом деле все закончилось трагично. Королеву убили. Говорят, что дворянка, которая любила короля, ревновала и задумала убить королеву. Ее убили в первую годовщину их свадьбы.
У меня по позвоночнику прошла дрожь.
– Ужасная история.
Она задумчиво кивнула, нахмурив брови.
– Дела между огнем и льдом редко заканчиваются хорошо.
Я спокойно стояла, пока она заканчивала мою прическу, но не могла не думать о судьбе бедной королевы Огненной крови.
Когда стражник привел меня в зал, в ледяной люстре теплым светом горели свечи, мерцая от холода ледяных стен. В воздухе витал запах жареного мяса и специй.
На этот раз не было ни богато одетых женщин, ни придворных – только король во главе стола. В его волосах играли золотистые блики свечей. Мой взгляд остановился на стуле, на котором сидел капитан, когда я в последний раз была здесь. Я сидела всего через два места от него, желая, чтобы он умер. И он умер. Пал от моей руки.
Король был одет во все черное, и этот цвет резко оттенял его бледную кожу и светлые волосы, что снова напомнило мне о тех моментах на арене, когда мир становился черно-белым. Но свечи пока горели золотистым цветом, и блики на стенах были голубыми. Я глубоко вздохнула, прогоняя эти воспоминания из памяти.
И снова король указал на стул рядом с ним. Я медленно двинулась к нему. Сердце гулко стучало в ушах, когда я села на белый мех.
Он выглядел таким красивым и строгим. Руки у меня на коленях дрожали. В последний раз, когда я сидела здесь, он солгал мне о монахах. Мне хотелось вцепиться ему в горло. Или сжечь его на месте. Но даже вдали от трона он излучал силу, и он продемонстрировал это на арене. Моему огню не совладать с ним.
Он пристально разглядывал на меня, его губы слегка изогнулись в улыбке, но она не коснулась его глаз. У него были необычные глаза – почти полностью черные, с темно-синим ободком по краям.
– Ты замечательно выглядишь сегодня, Руби.
Я застыла при звуке своего имени.
Он расслабленно откинулся на спинку стула.
– Я выполнил свою часть нашей сделки, – сказал он ровным голосом. – Отдал тебе капитана. Разве ты не благодарна?
– Я не хотела его убивать. Во всяком случае не так.
– Не так, – повторил он с моей интонацией, пренебрежительно взмахнув рукой и не отрывая глаз от моей застывшей с прямой спиной фигуры. – Ты такая привередливая, Огнекровная. Ты хотела его убить и ты убила. Только это и имеет значение.
– Я убила его на глазах у жены и дочери, – прошептала я онемевшими губами. – И он сказал мне, что монахи уничтожены. По вашему приказу.
Он нахмурился и задумался, но затем его лицо разгладилось и приобрело обычное для него выражение безразличия.
– А, возможно, я забыл.
Я не была удивлена – он просто сбился со счета. Разве можно запомнить такое множество людей? Но небрежность, с которой он произнес эти слова, ошеломила меня.
Расмус сделал движение рукой, вышел слуга и наполнил его тарелку едой. Потом слуга сделал то же самое для меня. Сложив руки на коленях, я сидела и смотрела на него, пока он не ушел. А король долго смотрел на меня тяжелым взглядом, и мы оба по-прежнему молчали.
Потом он встал и схватил меня за запястье. Его холодная кожа обжигала меня сильнее, чем огонь.
– Вы делаете мне больно, – сказала я, пытаясь вырваться.
– Мне тоже больно от твоих прикосновений, – ответил он, и его голос был таким же грубым, как и его рука, тянувшая меня ближе. – Но мне нравится эта боль.
Однажды Аркус сказал мне, что мои прикосновения растапливают его лед, вызывая дискомфорт, потому что мое тепло проникает в его защиту и вынуждает его чувствовать то, что он не хотел бы чувствовать. Но сейчас было по-другому. Прикосновения короля причиняли боль мне, и я причиняла боль ему. Если ему это нравилось, значит он – извращенец.
Он подвел меня к стене напротив стола, затем нажал на едва заметную выемку в каменной стене, которая, видимо, запустила какой-то механизм. Распахнулась потайная дверь. Мы вошли в узкий туннель, освещенный факелами. Потолок был настолько низким, что ему пришлось
