– Когда вы дадите разрешение на земляные работы в котлованах? Когда нас на полметра занесет снегом? Большое спасибо, шериф, кушайте сами. Создается впечатление, что вы плетете вселенский заговор, чтобы помешать мне закончить эту долбаную стройку!
Что же касается матушки миссис Коллинз, та сидела в гостиной дома престарелых. Каким ветром ее туда занесло, она не помнила. Как не помнила себя. И родную дочь. И богатого зятька. На мгновение ей показалось, будто в новостях рассказывают о смерти ее родной дочери, но почему-то без подробностей. Потом в гостиную притащился некий горлопан по имени Эмброуз и объяснил, что это не ее ребенок. Дескать, ее дочь жива-здорова и только ждет возможности прямо сегодня напиться крови волонтеров-школьников. А затем велел всем заткнуться. Ему, видите ли, приспичило послушать новости.
Мать миссис Коллинз не переваривала Эмброуза. Ее не трогало, что он слепнет. Сквернослов – он и есть сквернослов. Она вернулась к телевизору и попыталась вспомнить кое-что важное. Но не сумела. А когда новости закончились и начался футбол – вспомнила.
В скором времени все умрут.
Да. Именно так.
Все умрут.
Смерть уж близко.
Все мертво.
Мы умрем на Рождество!
Глава 28
Полицейскую парковку заполонили операторские фургоны и передвижные телевизионные станции: вскоре ожидалось прибытие детей. Всего сорок пять минут назад мальчишки прибежали к сторожу, охранявшему строительную площадку Коллинза, и попросили вызвать полицейских, но скелет уже успел произвести сенсацию местного масштаба. Тормоз Эд просиял, издалека завидев такое скопление техники.
– Во дают! Мы теперь прославимся!
Затем он повернулся к помощнику шерифа, сидящему за рулем.
– А можете показать ваш винчестер?
– Нет, – отрезал помощник шерифа.
– А вы знали, что словом «винчестер» раньше называлось переднее сиденье в дилижансе, рядом с возницей, потому как тут сидел стрелок с винчестером, чтобы охранять пассажиров и грузы?
– Нет, не знал, – процедил помощник шерифа, сожалея, что к нему на «винчестер» не попросился любой из трех других мальчишек.
– Ну хотя бы рацию дадите подержать? Мой папа возит с собой в «Хаммере» радар-детектор против камер, чтоб не нарываться на штраф. Я, кстати, все ваши коды знаю. Вот, например, «один ноль шесть» означает «схожу отлить», так ведь?
Без каких-либо комментариев для СМИ мальчиков провели в здание полицейского управления. Впрочем, Тормоз Эд и здесь отличился, радостно выкрикнув: «Это мы скелет нашли!» Некоторые местные издания успели заручиться парой снимков для первых полос. Телевизионщики обеспечили сюжеты для семнадцатичасовых новостей. «Четверка детей нашла в лесу скелет». Получилась настоящая «бомба».
– Главный интерес – там, где кровь, – задумчиво произнес Тормоз Эд. – Так моя мама говорит.
В кабинете шерифа ожидали родители. По выражению их лиц мальчишки поняли, что афера с ночевкой провалилась. Взрослые, как видно, в три секунды сообразили, что купились на серию эсэмэсок и позволили своим отпрыскам всю ночь болтаться без присмотра.
– Мы и сами там чуть не околели, – посетовал Майк.
Но Тормоз Эд, как оказалось, лучше всех разбирался в тонкостях пиара. Незамедлительно пустив слезу, он бросился на шею к матери.
– Мамочка, мы на скелет наткнулись! Так страшно было!
Он с воем цеплялся за мать. Если она поначалу и злилась на него за обман, то сейчас растаяла, как шоколадная конфета у нее в сумочке.
– Где тебя черти носили, Эдди? Мы чуть с ума не сошли, – только и сказала она.
– Во-во! – поддакнул Эдди-старший, просматривая в телефоне результаты спортивных матчей.
– Мы прослышали, что в лесу зарыт клад. И решили откопать золотые кольца, чтобы подарить нашим мамам на Рождество, – заливал Тормоз Эд.
– Ох, горе ты мое. – Мать прижала его к груди. – Какой же ты заботливый.
По его примеру Майк и Мэтт так же бросились к двум своим матерям. Извинившись за обман, братья стали наперебой рассказывать, что искали клад с единственной целью – сделать им сюрприз. Их матери оказались не столь мягкосердечными, как Бетти, но в конечном счете обняли своих мальчиков так, что чуть не придушили, и заверили, что наказания не последует.
Оставалась мама Кристофера.
Кристофер ждал, что она его отругает. Или прижмет к сердцу. Или будет злиться. Или печалиться. Но она сделала самое худшее из того, что можно было вообразить.
А именно – не сделала ничего.
– Я виноват, мам, – тихо сказал он.
Она кивнула и окинула его таким взглядом, будто с трудом узнала. Кристофер хотел ее обнять, чтобы поскорее развеять жуткое ощущение беды. Но оно не уходило. Потому что маму захлестывала не злость. А обида. Сын ей лжет. С каких пор? Что она такого сделала, если он решил, что говорить ей правду больше не обязательно? Когда он увидел, что мама больше досадует на себя, чем на него, груз вины за собственную ложь сделался почти невыносимым.
– Парни, я должен задать вам несколько вопросов, – сказал шериф, милосердно прерывая это противостояние.
В течение пятнадцати минут им, по выражению Тормоза Эда, «учиняли допрос с пристрастием». Так он в понедельник рассказывал одноклассникам. Но в действительности шериф лишь задал каждому по паре вопросов. Он не стремился покарать этих малолеток за нарушение границ частной собственности и мелкое хищение пиломатериалов. Вопросы о мерах педагогического воздействия он оставил на усмотрение родителей.
Его интересовали только сведения, имевшие непосредственное отношение к скелету.
Но таких сведений у мальчиков было всего ничего. Шериф переходил от одного к другому и сравнивал ответы. Не найдя противоречий, он заключил, что эта мальчишеская компания отправилась в лес для строительства штаба на дереве, но наткнулась на человеческие останки. И лишь одна подробность не давала ему покоя.
– Кристофер, – спросил наконец шериф, – почему ты решил копать именно в том месте?
Кристофер почувствовал, как его обожгли взгляды всех присутствующих. В особенности мамин.
– Сам не знаю. Мы просто искали клад. Мам, уже можно идти домой? У меня жутко голова болит.
– Ладно, сынок. – Шериф потрепал его по плечу.
И тут до Кристофера дошло. От шерифа веяло таким же запахом, как от мамы, когда она собиралась «на выход». У него на куртке остался тончайший аромат материнских духов, скорее даже намек. Может, от объятий, может, от поцелуя. В любом случае Кристофер понимал: шериф – новый мамин «друг». Вскоре она в своих рассказах станет называть его по имени. А потом он заявится к ним домой. Ну, видимо, не в День благодарения. А вот на Рождество
