Эмброуз сказал, что подозреваемых у него нет. Ни среди соседей. Ни среди учителей. Ни среди родственников друзей, поскольку друзьями Дэвид так и не обзавелся. Он был ребенком со странностями, держался особняком и проводил свободное время в библиотеке за чтением. В ту пору вежливые соседи говорили о нем «необщительный», «наособицу» или, если так подсказывали им южные корни, «тронутый». Нынче диагноз Дэвида, в зависимости от врачебного мнения, мог бы варьировать в широких пределах: от «расстройства аутистического спектра» до «шизофрении». Но никакой диагноз не обеспечивал то единственное, что требовалось шерифу для раскрытия дела.
Мотив.
Дэвида Олсона нашли не в канаве. Не на дне протоки. Скрюченное тело Дэвида Олсона лежало под какой-то корягой. Он был похоронен заживо. А если это убийство, то кто, черт возьми, закопал мальчика?
Не деревья же.
Глава 39
Кристофер смотрел на деревья.
Лежа в постели, он видел луну, которая подмигивала ему сквозь голые ветви. Он боялся заснуть. А еще сильнее боялся увидеть страшный сон. Кому охота, чтобы в его ночные кошмары вторгались людишки с воображаемой стороны и проверяли, знает ли он об их существовании.
От кошмаров он спасался чтением.
В ту ночь он трижды подходил к книжному шкафу, оклеенному утиными обоями. Слова проникали глубоко, успокаивали рассудок, снимали зуд. И страх.
И этот озноб.
Озноб подступал исподволь. Сперва заявлял о себе капельками пота на затылке. Потом начинал обжигать, и тогда приходилось стягивать пижамные штаны и ложиться с книжкой поверх одеяла, раскинув тощие голые ноги.
К утру он почти дочитал «Властелина колец».
В школе озноб сделался невыносимым. Кристофер поглядывал на одноклассников, которые выцыганивали себе дополнительные каникулы после трех снежных дней. Он вспомнил, как мама внушала Джерри, что «цыганить» – обидное слово. Оно происходит от слова «цыгане». Так нехорошо говорить – зачем оскорблять цыган?
Джерри сейчас…
Джерри сейчас… разыскивает мою мать.
В школьных коридорах для Кристофера наступило безмолвие. Зуд заложил уши. Дидактические карточки менялись быстрее и быстрее, как передачи на десятискоростном байке.
Дворник сейчас…
Дворник сейчас… спорит с женой.
Испанского я не знаю, но понимаю все, что он говорит.
«Развод – это грех. Я не откажусь от прав на своего сына».
– Привет, Кристофер, – донеслось до него.
Он обернулся: ему приветливо улыбалась миз Ласко.
Миз Ласко недавно…
Миз Ласко недавно… записалась на очередь в клинику.
– Как себя чувствуешь, Кристофер? Ты сегодня бледненький, – заметила миз Ласко.
– Я себя чувствую хорошо, мэм. Спасибо.
Миз Ласко только что…
Миз Ласко только что… избавилась от ребенка.
– Тогда пошли в актовый зал – сегодня все школы штата пишут единую экзаменационную работу.
Миз Ласко…
Миз Ласко… прямиком пошла из клиники в бар.
Кристофер поплелся за ней. В актовом зале учеников рассадили по алфавиту, и учителя приготовились раздавать брошюры с заданиями единого экзамена. Эта письменная работа, объяснила миссис Хендерсон, должна была состояться на прошлой неделе, но из-за снежных заносов сроки сдвинулись. Теперь, в последнюю неделю перед каникулами, работать придется по уплотненному графику. Еще она сказала, что никто не собирается на них давить. Притом что от результатов данного экзамена зависит государственное финансирование, она сама и все учителя и без того гордятся успехами, которых достигли учащиеся в текущем учебном году.
Миссис Хендерсон…
Миссис Хендерсон… лукавит.
Школе позарез…
Школе позарез… нужны деньги.
Когда все получили задания, Кристофер достал мягкий карандаш и взялся за дело. Зуд прошел; теперь все заслонили ответы. Красивые, спокойные ответы. В каждом ряду он выбирал и заштриховывал нужный кружочек, и бланк с ответами становился похож на звездное небо. Каждая падающая звезда – либо душа, либо солнце, то бишь сын. Сейчас Кристофер не слышал чужих мыслей. Все ребята слишком углубились в работу. Никакие карточки не выскакивали. Никакой зуд не донимал. Были только варианты ответов, которые обволакивали, как теплая ванна. Разум ощущался как прохладная сторона подушки. Управившись с работой, Кристофер обвел взглядом актовый зал. Все ребята застряли на пятой странице. Кристофер – единственный – уже дошел до конца.
Тормоз Эд закончил вторым и положил карандаш.
Следующим положил карандаш Майк.
За ним положил карандаш Мэтт.
Все четверо переглянулись и гордо заулыбались. Самые отстающие ученики каким-то чудом оказались умнее всех.
– Кто закончил, опустите головы, – приказала миссис Хендерсон.
По ее команде Кристофер опустил голову на парту. Мысли его устремились к домику на дереве. К славному человеку. И к их предстоящим тренировкам. Разум его поплыл неизвестно куда, подобно облакам в небесной вышине. Подобно барашкам, которых он считал по ночам после папиной смерти, когда никак не мог заснуть.
Дай отдых глазам.
Как твой папа в ванне.
Как подсказывали ему голоса.
Дай отдых глазам – и уснешь навек.
– Кристофер! – прокричал чей-то голос. – Я с кем разговариваю?
Кристофер оторвал голову от парты и посмотрел вперед. Миз Ласко сверлила его зверским взглядом, что само по себе было странно: миз Ласко никогда не злилась на учеников. Даже когда те разлили краску в классе.
– Кристофер! Кому сказано: иди к доске.
Он огляделся. Все ребята смотрели на него в упор. Казалось, они вот-вот загалдят…
Ты же слышал, Кристофер.
Шевелись.
Почему мы должны ждать?
…но им не представилось такой возможности: у каждого был накрепко зашит рот.
Кристофер поискал глазами друзей. Тормоз Эд спал за партой. Эм-энд-Эмсы тоже поникли головами. Он перевел взгляд на миз Ласко: та скрюченным пальцем подзывала его к себе. Под ногтями у нее чернела грязь. С короткой удавки на шее свисал серебряный ключ. У Кристофера заколотилось сердце. Он понял, что стряслось.
Я уснул. Господи, мне же все это снится.
– Кристофер, если ты сию же минуту не выйдешь к доске, у нас, присутствующих в этом зале, не останется выбора: мы съедим тебя живьем, – преспокойно объявила миз Ласко.
Беги на асфальт.
Кристофер повертел головой. Все двери заблокировали учителя. Они стояли с зашитыми глазами и ртами. Выхода не было.
– Ну же, Кристофер, пошевеливайся! – прошипела миз Ласко.
Ему вовсе не улыбалось к ней подходить. Ему хотелось только вырваться из этих стен. Поэтому он, наоборот, попятился. Но с каждым шагом назад он почему-то оказывался на шаг ближе. Все стало наоборот. Он остановился. Перевел дыхание.
Шагнул назад – подальше от доски.
А ноги перенесли его на шаг вперед.
– Нет! – вскричал он.
Сделал два шага назад.
И приблизился ровно на два шага.
Кристофер замер на месте. И подумал: «Хорошо. Сегодня день наоборот. Чем ближе подойду к доске, тем дальше окажусь».
Вот он и сделал два шага вперед.
И все равно приблизился к доске.
Значит, перемены направления ни на что не влияли.
Так или иначе он двигался вперед.
– На помощь! Умоляю! – завопил Кристофер.
Озираясь, он искал поддержки. У всех ребят были зашиты рты, но глаза ухмылялись. Кристофер шагал по проходу. Одноклассники ряд за рядом поворачивались к нему и шипели.
Ты срываешь экзамен.
Из-за тебя снизится средний балл.
Кристофер подошел к доске,
