— Вам тоже кажется, что за дверью кто-то стоит?
Саша кивнула в ответ.
— Это может быть Дроздовская. С ней не все в порядке. Я сама видела, как она стоит и подслушивает. Только что нас подслушивать? Вероника умерла? — буднично спросила Агнесса Харитоновна.
— Почему умерла? Ей на улице стало плохо. Может, резко встала с коляски, давление понизилось, голова и закружилась. Сергей Николаевич сейчас возле нее. Все будет хорошо. — Саша пыталась успокоить Агнессу Харитоновну.
— Сергей уехал. Я видела в окно, как он садился в машину. Значит, Вероника еще жива?
— Почему вы так спрашиваете?
Саша ответила вопросом на вопрос и сняла с руки Агнессы Харитоновны манжетку. Давление пришло в норму.
— Деточка, послушайте меня, мы здесь все умираем. Один за другим. Вероника не первая. Скоро мой черед. Не думайте, что перед вами чокнутая старуха. Здесь…
Сбивчивый рассказ Агнессы Харитоновны не укладывался в Сашиной голове. Она собиралась задать вопрос, но дверь бесшумно открылась, и в палату в который раз зашла Лариса.
— Елена Евгеньевна просила зайти к ней.
«Как я раньше не додумалась так быстро выпроводить Андрееву из палаты. Столько времени потратила, слушая старческие бредни. И Андреева тоже хороша — пишите мемуары», — раздраженно подумала Лариса.
Саше ничего не оставалось, как попрощаться с пациенткой и идти к Елене.
Из-за неплотно прикрытой двери из кабинета доносился встревоженный голос. Елена Евгеньевна с кем-то на повышенных тонах говорила по телефону. Саша решительно постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь. Елена недовольно кивнула на стул.
— Не вешайте трубку, у меня посетитель, — Елена зажала телефон в руке. — Что с Агнессой Харитоновной?
— Давление повысилось.
— Я сказала Ларисе, чтобы чаще наведывалась к Старостиной. Если той станет хуже — дежурная сама вас позовет, — Елена Евгеньевна показала глазами на трубку, дав понять, что Саша может покинуть ее кабинет.
— Приезжайте немедленно, у нас ЧП.
Последнюю фразу Саша услышала, закрывая дверь. Интересно, что же случилось в центре? Не могла же так Куриленко переполошиться из-за Вероники Ивановны? Ухудшение состояния пациентки — это, конечно, нехорошо, но на ЧП никак не тянет. Саша собиралась послушать разговор дальше, но в конце коридора показалась Людмила. Оказаться в роли подслушивающей ей не хотелось. Пришлось идти в ординаторскую.
Саша попыталась полученную информацию выстроить в логическом временном порядке. «Если правда то, что сказала Агнесса Харитоновна, то все женщины, поступившие вместе с ней в центр якобы на реабилитацию, умерли на протяжении последних трех месяцев. Могли умереть все они в центре? Могли. А могли с таким же успехом спокойно вернуться домой, надеясь еще не раз посетить этот оздоровительный центр. А если Агнессе Харитоновне только кажется, что все ее приятельницы умерли здесь не своей смертью? Вот Дроздовской кажется, что смерть бродит по коридорам. Допустим, это так. Я сама не хуже Дроздовской чувствую ее присутствие. Тогда, возможно, права и Старостина. Надо самой посмотреть истории болезни и потом только делать выводы. Если в историях нет посмертного эпикриза — значит, пациент живой, а если есть, то тогда сразу станет понятно, от чего тот умер».
Выбрав удачный момент — тихий час, Саша пошла на пост медсестры. Лариса, больше похожая на надзирателя, чем на сестру милосердия, посмотрела на Сашу холодным, высокомерным взглядом глубоко посаженных глазок.
— Лариса Дмитриевна, я не хотела вас отвлекать, но у меня просьба к вам, — Саша облокотилась на стойку, понизив голос почти до шепота. Выбранная тактика действовала безотказно. Лариса, осознав свою значимость, забыв на минуту все предосторожности, готова была помочь растяпе-врачу. Да и просьба-то пустяковая.
«Потеряла номер телефона и думает, что сунула случайно в историю болезни. Быть того не может. Елена Евгеньевна каждую историю собственноручно проверяет. Но не говорить же ей об этом. Пусть поищет, все равно делать нечего», — Лариса посмотрела на замершую стрелку часов.
— Спускайтесь в подвал, я свет включу и догоню вас, — Лариса выдавила вялую улыбку, открыла навесной шкафчик и сняла ключ от архива.
Просторная комната, отведенная под архив, была оборудована, как и все в центре, добротно. Пластиковые стеллажи стояли вдоль стены. На каждом выдвижном ящике был наклеен ярлык с указанием года и месяца, на протяжении которого собиралась документация центра.
И только еле заметный слой пыли равномерно покрывал стол. Выходит, за последнее время никто историями болезни не интересовался.
Саша внимательно осмотрелась вокруг. Папки аккуратно стояли соответственно годам. По их толщине можно сразу определить, как обстояли дела в центре. Вначале пациентов было мало, следовательно, мало историй болезни, оттого и папки тоненькие. Центр только открылся. Потом папки стали толще. Дальше стояло по несколько папок, помеченных одним месяцем — количество пациентов увеличилось.
Папки за прошлый год выглядели сиротливо. Вспомнив слова Агнессы Харитоновны, что все ее новые приятельницы умерли в этом году, Саша подошла к крайнему стеллажу и выдвинула пластиковый ящик. Чувствуя, как упирается взгляд медсестры в ее затылок, она заслонила его спиной и начала перекладывать истории болезни, внимательно вчитываясь в фамилии. Три истории болезни — три человека. И все выписаны через месяц. Никто не умер. Только эти пациенты были из палат первого этажа. Выходит, должна быть еще папка с историями пациентов со второго этажа. Только как ее найти? Саша, не поворачивая головы, скосив глаза, осмотрела стеллажи. Ничего, что ее интересовало, на глаза не попадало.
— Нашли, что искали?
В голосе медсестры послышалось нетерпение. Да еще встала так, что не видно, какие папки смотрит. Лариса решительно направилась к Саше.
— Нет, не нашла. Спасибо вам, Лариса! Теперь хотя бы знаю, что в документах нет моей записки. Пересмотрю еще раз все бумаги у себя на столе.
С этими словами, не дожидаясь, пока Лариса закроет архив, Саша вернулась в ординаторскую.
Москва
Ольга Семеновна Васильева умерла ближе к обеду.
Утром она поговорила с Татьяной, подержала ее за руку, мысленно благословила ее и под конец попросила напомнить Роману о его обещании.
Перед тем как покинуть этот бренный мир, она поблагодарила Бога, что
