Большинство психиатров, с которыми она общалась, не демонстрировали явного восхищения местным героем, но и не считали Бэтмена сомнительным персонажем. Едва Харлин выказывала свое отношение к так называемому Рыцарю в плаще, они немедленно приписывали ее предубеждение тому, что она родилась не в Готэме.
Пара специалистов признали, что, с точки зрения федеральных и местных законов, деятельность Бэтмена представляла определенную проблему. Но потом они, почти сразу же, добавляли, что в этом городе всегда творилось нечто странное, задолго до появления Бэтмена. Нечто неуловимое в земле, воде и воздухе приводило к тому, что «сон разума порождал чудовищ», и чудовища эти не исчезали, даже когда разум просыпался.
По мнению Харлин, данное оправдание звучало, как типичная попытка рационализации с оттенком мании величия. Мы не такие, как весь остальной мир, мы другие, мы особенные. Они пользовались этими доводами, чтобы оправдать нарушения общественного договора и выдать аберрантное поведение Бэтмена за норму.
Наконец Харлин встретила доктора Фэй Сильвер, уже немолодую женщину, время от времени консультирующую доктора Лиланд. Харлин остановила свой выбор на ней, потому что та с юмором относилась ко всему на свете, даже к Бэтмену. Харлин навещала ее раз в месяц и никогда не рассказывала ей ничего важного. Скорее всего, доктор Сильвер об этом догадывалась. Впрочем, что с того? Она должна была посещать психотерапевта, но не обязывалась проходить терапию.
Харлин так и видела, выражение лица доктора Сильвер, если бы во время их встречи она внезапно призналась: «Ах да, кстати, почти все детство и юность я не видела отца, он сидел в тюрьме города Коксаки, это тюрьма самого строго режима во всем Нью-Йорке. Он вышел на свободу как раз к моему выпускному балу».
Скорее всего, Сильвер посмотрела бы на Харлин так же, как ее соседка по комнате в колледже. Оливия спросила, чем занимается ее отец, и Харлин по глупости сказала правду. В итоге Харли перебралась в общежитие на другом конце университетского городка, чтобы избежать пристальных взглядов знакомых студентов. У хороших студентов родители в тюрьму не попадают. А если и попадают, то чуть ли не в клуб для банкиров и финансистов, где все заключенные утверждают, что их подставили, и вину они признают только для того, чтобы избавить семью от расходов на длительный судебный процесс, который они, скорее всего, проиграют.
Преступления «белых воротничков» ничем не напоминали настоящие.
Харлин никогда никому не рассказывала о самой страшной ночи в своей жизни. Не собиралась она говорить об этом и с доктором Сильвер. Если кто-нибудь узнает, что она видела, как за одну ночь погибли жестокой смертью двое убийц-психопатов, она из психиатра «Аркхема» превратится в его пациента. Для порядка они сначала упрячут туда ее, а потом примутся за мать, поскольку та спасла ей жизнь. Полиция нападала даже на жертв преступлений. Харлин боялась думать о том, что они делали с кем-то, кто им сопротивлялся.
Только один человек в мире мог понять, какую цену она заплатила за то, чтобы не увязнуть в прошлом и поставить свои цели превыше прочего. Только этот человек понимал, какое разочарование можно испытать, когда после колоссальной работы вдруг обнаруживаешь, что окружен людьми, готовыми довольствоваться малым, ведь это легче, чем стремиться к большему.
Только один человек в мире мог понять, как остро она переживала тот факт, что на планете, полной приключений, большая часть людей проводила жизнь в полусне. Только один человек в мире знал, как естественно для нее тянуться к кому-то, кто больше и ярче самой жизни, кто бесстрашен и энергичен, кто заставлял ее смеяться и плакать одновременно.
Во всем мире существовал только один человек, перед которым она обнажала душу, который выслушал и знал, что, несмотря на все попытки следовать стандартам и ожиданиям, она его полюбила.
И только один человек в мире не осудил бы ее за это.
Единственный человек в мире, кто на самом деле понимал ее, не подвел.
– Вы – настоящая редкость, женщина сильная и дерзкая, смотрящая в лицо миру, полному ярких красок. Смелая настолько, что можете наслаждаться этим миром, не боясь его, не уподобляясь людям-хомячкам, вечно крутящимся в колесе жизни.
– Вы способны заглянуть мне в самое сердце, – вздохнула Харлин. – Никто не понимает меня так хорошо, как вы.
– Ну конечно, моя дорогая доктор Харли Квинн, – ответил Джокер.
«Такое чувство, что внутри у меня словно вспыхнуло солнце», – подумала Харлин со счастливым вздохом. Она никогда прежде не понимала, как это потрясающе, когда кто-то понимает, кто ты на самом деле. Она и вправду была Харли Квинн.
21
Харлин не лгала, когда сказала доктору Лиланд, что она не разговаривала с Пателем насчет терапии плаванием. Харлин Квинзель была серьезным профессионалом, и ей даже в голову не пришло бы сделать что-либо неподобающее. Но проказливая Харли Квинн не знала преград и вполне могла нарушить установленный порядок вещей просто для того, чтобы посмеяться: ее выдавал блеск в глазах.
Именно Харли Квинн написала заметку о чудодейственной водной терапии, потом отформатировала ее таким образом, чтобы та напоминала конспект выступления на прошлогоднем Международном конгрессе по психиатрии в лондонском Королевском колледже, и оставила ее на столе в ординаторской, где доктор Патель обязательно должен был ее найти. Очень скоро он уже разглагольствовал о достоинствах плавания перед каждым, кто был готов слушать. Как-то за обедом одна из сестер рассказала Харли о новом увлечении Пателя. Профессиональная медсестра, Сон Гуо, получила образование психиатра, и когда ее кто-то злил, заставляла всех называть себя доктор Гуо. Харлин нравилась эта умная женщина, и она получала удовольствие от ее компании. Она предполагала, что Гуо вполне способна раскрыть, настоящая ли статья или нет, и намеренно села пообедать с ней, чтобы выяснить, имеются ли у Гуо какие-либо опасения. Но Гуо ничего не заподозрила, и тогда Харли разложила в ординаторской еще парочку «заметок», оформленных как репринты из солидных медицинских журналов. Внезапно ей улыбнулась удача. Она обнаружила номер Североамериканского вестника психиатрии с настоящей статьей о пользе плавания для больных, содержащихся в психиатрических клиниках.
Возможно, Харлин Квинзель и удивилась бы, когда доктор Патель спланировал поездку для своих порядочных пациентов в городской бассейн, но Харли Квинн ничуть не смутилась. Харли прекрасно понимала, что, с точки зрения доктора Пателя, методы лечения, принятые Королевским психиатрическим колледжем Лондона, однозначно стоило взять на вооружение. Правда, и Харлин, и Харли не ожидали, что такое количество людей всерьез воспримут
