– Рыбонька, да ведь только что…
– Забыл, чтo сказал духовник?
Судя по недоуменной мине мужчины, он вообще забыл, что у благоверной имеется какой-то духовник, но, видимо, относился к ее религиозным заскокам с ироничной терпимостью взрослого состоявшегося человека, поэтому вопросительно изогнул брови, намекая, что готов выслушать нотацию. Нотация ждать себя не заставила.
– Нет повода не помолиться! – напомнила мать семейства. - Думаешь, удачный полет упадет на нас с неба?
– Лучше пусть упадет удачный полет, чем мы, - вздохнула Тильда.
Осознав, какой каламбур выдала, женщина почему-то покосилась на Илая, хотя он молчал, потом недовольно цыкнула на детей и прикрыла глаза. Квартет притих, то ли задремал,то ли действительно принялся воздавать благодарности.
От плавных покачиваний корабля и духоты меня сморило. Я начала клевать носом и сквозь дрему почувствовала, как Илай подставил плечо, позволяя использовать его в качестве подушки.
– Мама, – прозвучал плаксивый голос одного из мальчишек, - мне есть хочется.
– И мне, – подхватил второй.
Соседи бодренько завозились. Сквозь полуприкрытые ресницы, я наблюдала, как они вытаскивали запасы из бoльшой корзинки для пикников. Зашуршали оберточной бумагой, разворачивая поздний ужин. Запахло чесноком, хлебом, свежими огурцами и копченой грудинкой. Только один из мальчишек открыл рот, чтобы с аппетитом вонзить зубы в большой кусок хлеба с сыром, как мать строго велела:
– Помолимся!
Бедняга с унылым видом почмокал губами, тяжело вздохнул, что-то быстро пробормотал и снова открыл рот...
– Все? – возмутилась матушка. - Вспомни, что говорил наш духовник.
– Что нельзя детей морить голодом? - уронил Илай, нарочито отвернувшись к слепому окну.
– И лезть со своим уставом в чужой монастырь! – отрезала дама,и в этом я с ней была абсолютно согласна, но на мальчишку, облизывающегося на бутерброд в руках, было больно смотреть.
Некоторое время семья с аппетитом трапезничала: прихлебывала, почавкивала, рвала оберточную бумагу, шумно выяснив, что отец забыл прихватить салфетки. Мать, вновь сославшись на некого духовника, даже мужу категорично запретила вытирать пальцы о батистовый платок и, не дайте боги, о штаны. Наконец успокоились. На нижней палубе воздушного судна, несущегося по небу к южному берегу королевства, наступило долгожданное сонное безмолвие.
– Мама! – вновь раздался в тишине плаксивый голос. - Мам! Ну, ма-ам! Мне надо в туалет.
– И мне, - естественно поддакнул второй паренек.
– Я говорила, что неприлично называть уборную туалетом. Надо говорить: комната для мальчиков, - нравоучительно проговорила эта страшная женщина. – Но сначала…
– Только не заставляй их молиться! – хриплым голосом перебил ее мужичок, пытающийся подремать на лавке среднего ряда и вынужденный терпеть беспрерывную возню.
Подозреваю, что только его замечание спасло малышню от конфуза. В конец палубы они удалились без лишних воздаяний высшим силам и упоминаний некого духовника, которого ненавидел уже не только отец семейства, но и вся нижняя палуба небесного сунда. Молельщик, поди,измучился икотой. Пока они ходили туда-сюда, я окончательно уснула, сладко прижавшись к Илаю.
Разбудил меня неожиданный толчок крылатой посудины. От липкого страха душа мгновенно ушла в пятки и сон как рукой сняло. Οгни на палубе были приглушены. Вокруг все отдыхали, кто-то смачно храпел. Тильда с Бади успели сбежать на другой ряд, и подруга дрыхла, растянувшись на лавке и пристроив голову на колени приятеля.
Я аккуратно освободилась из объятий Илая и тихонечко встала. Он приоткрыл глаза:
– Ты куда?
– Сейчас вернусь.
После пары часов в изогнутой позе шея ныла, поясница затекла и очень хотелось одного: выпрямиться. Впервые попробовала в дороге спать на плече у парня и теперь активно не советую. Потом не разогнетесь.
– Проводить? – Илай потянулся. Честное слово, зная характер моей белобрысой принцессы, в жизни не подумаешь, какой запас нерастраченной заботы таился у нее внутри.
– Обещаю, что не заблужусь.
– Главное, спросонья ни на кого не накидывайся, - хмыкнул он.
Через некоторое время я выходила из уборной, спрятанной под лестницей. В тишине с верхней палубы неслись неразборчивые голоса, кто-то отчаянно стучал каблуками под дощатому полу, словно маятником метался возле кают. Я закрыла дверь на внешнюю защелку,только хотела вернуться на свое место, но помедлила: в углу кто-то зашевелился. В первое мгновение почудилось, что у стены шуршит большущая крыса, но оказалось, что в тени пряталась маленький пятнистый песик.
– Буся? - неожиданно вспомнилась кличка потеряшки. - Это не тебя наверху ищут? Слинял?
Я присела на корточки и протянула руку. Принюхиваясь, песик сделал пару скользящих шажков на длинных тоненьких ножках. Когда мы поднимались по трапу, хорошенько рассмотреть звереныша не позволило скудное освещение и нервные дергания самого звереныша. У него была короткая гладкая шерсть лимонного цвета с синими разновеликими пятнами.
Пару лет назад из Эртонии к нам пришла престранная мода красить шерсть домашним питомцам с помощью алхимических эликсиров. Во время очередной поездки в столицу тетка Надин насмотрелась на местных модниц с разноцветными питомцами под мышкой и по возвращении решительно перекрасила в сиреневый цвет кота, откормленного рыжего ленивца, живущего в таверне. Бедняга малость облысел и от переживаний седмицу не вылезал из чулана, как забился за ящики с дешевой сивухой,так сидел. В конечном итоге он оголодал и впервые за карьеру крысолова вышел на охоту!
Как сейчас помню, идет по проходу между столами худой сиреневый демон, волочит по полу облезлый хвост, а в зубах задушенная мышка… Половина завсегдатаев решила, что допилась до белой горячки,и еще уйму времени заведение пустовало. В таверне не раз случались «темные» времена, но месяц после явления сиреневого чудовища тетка считает чернейшим и почему-то винит именно кота, к счастью, вернувшего и рыҗий цвет,и повышенную пушистость,и потерянный вес. Последнее – с приличным запасом.
– За что тебя покрасили под рейнсверскогo папеля? - вздохнула я, приглядываясь к несчастному зверенышу. Зрачки у него оказались вертикальными, как у кота или рейнсверского демона…
Папель этот Буся! Самый настоящий чистокровный папель. Догадка пронзила меня подобно магическому удару. Я так резко дернулась, что не удержала равновесия и шмякнулась на попу. «Песик» зарычал, низким тембром, мало подходящим милому домашнему питомцу. На холке поднялась коротенькая шерсть, прятавшая острые иголки, а у меня на затылке зашевелились волосы.
– Демоны меня дери! – прошептала я и тут же залепетала: – Нет-нет, Буся, меня нельзя драть. Я категорически против. Это просто дурная присказка, вводное слово…
Конечно, папелю было в высшей степени плевать на тонкости языкознания и речевых оборотов. Он медленно приближался, мягко, пружинисто, ведя носом по воздуху. Я так же медленно, стараясь не делать резких движений, поднималась. В oбщем, мы оба были плавными, осторожными и приглядывались друг к другу. Звереныш еще и принюхивался, видимо, рассматривая меня в качестве перекуса после сытного ужина.
Вдруг наверху что-то
