Я Алина Орлова. Мне девятнадцать лет. Учусь в нашем! (а не питерском, в который так и не попала из-за купленных мест) юридическом институте. Личной жизни на данный момент нет, но был парень, с которым встречалась год, а после наши пути разошлись примерно полгода назад, в конце весны. (Это она Ульва имела ввиду?).
Анна Орлова — моя двоюродная сестра двадцати двух лет — проходила ординатуру в Ленинградской области в одной из поликлиник. (Удивительно, что здесь нет совпадений с моей реальностью).
На летних каникулах, в конце августа, вместе с родителями моих сестер отправились отдыхать на Чёрное море (насколько я помню, мы поехали отдыхать не в конце августа, а в начале).
Из-за неудовлетворительного состояния железной дороги наш поезд сошёл с рельс, в котором и оказались все мы. К несчастью, выживших единицы, в то время как погибших сотни, и среди них мои родственники. А меня же полуживую доставили в местную больницу, где после проведённых операций, впала в кому, в которой и провела два месяца. Затем, когда из тяжёлого состояния перешла в среднее, моим родителям разрешили перевезти тело в родной город.
У меня в голове ничего не вязалось с той правдой, которую преподнёс психиатр, конечно, не без дополнений от родителей. После окончания беседы мы ещё долго смотрели друг на друга. Она, профессионально считывая мои эмоции, я же недоверчиво и зло. Да, меня разозлила вся эта ложь!
— Вы сами хоть понимаете, что всё рассказанное полная чушь бешеной собаки! — взъерепенилась я.
— Алина, — едва уловимая улыбка, хотя в целом мимика лица оставалась непроницаемой, — что, по-твоему, является чушью?
— Да хотя бы то, что я не учусь в Питере! — старалась сохранять спокойствие, но меня всю трясло ото лжи.
Дария Ивановна быстрым взглядом пробежалась по документам, а после задала ещё один вопрос:
— Что ты ещё считаешь чушью?
Как же злило то, что меня действительно посчитали съехавшей с катушек. Что за вопрос!?
— Всё!
— Конкретней.
Я и поведала всю правду, опуская порталы, магов и другие миры. Рассказала про учёбу и работу сестры, про знакомство её жениха с родителями. Про своё окончание школы и учёбу в престижном институте. Даже про отношения с Юрой (имя пришлось назвать ненастоящее) тоже рассказала.
Как ни странно, но Дария Ивановна не спорила со мной, не доказывала свою точку зрения. Нет. Эта женщина поступила, как поступает психиатр. Как объяснить психу, что он псих? Вот именно, никак. Поэтому она сообщила моим родителям о каком-то когнитивном расстройстве, характерном после черепно-мозговых травм, и назначила лечение.
Соответственно, меня пичкали таблетками, о которых и не знала. В больнице не распространялись. Надо и всё тут. Для выздоровления. Да и я не спрашивала, считая это нормой со всеми прочими процедурами.
В больнице меня продержали ещё две недели, а затем выписали. За это время стала свыкаться с мыслью, что мой мозг сыграл со мной в злую, очень-очень злую шутку, подкинув несуществующую магию и инопланетных существ. Как-то мама при разговоре с отцом обвинила его, что это всё из-за поздних просмотров «дурачков» (так она называла фэнтези), которые он разрешал мне смотреть, когда я была ещё ребёнком.
На улице было холодно, серо, ветрено, но не грязно. Начало ноября ознаменовался морозом без снега, а потому все люди уже ходили в шубах и пуховиках.
Костыли мне не требовались. Поскольку прошло достаточно времени, и кость хорошо срослась, то порекомендовали купить трость, чтобы нагрузка шла постепенно, а не сразу. На второй же ноге, которая была перебинтована, было сильное загноение раны. Пришлось проводить операцию. Правда, теперь шрам останется. Придётся носить длинные юбки и брюки.
Перед тем как выйти на учёбу, попросила посмотреть на могилы своих родственников. Я хоть почти и свыклась с мыслью, что всё произошедшее было просто сном в глубокой коме, но также оставалась крохотная надежда на обратные доказательства.
Как по заказу, в этот день крупные снежинки ложились на мерзлую землю, образуя белый махровый ковёр. Небо было серым и непроглядным, что даже алого солнца нельзя было разглядеть. В тоже время было весьма тепло на улице. А в душе развернулась вечная мерзлота…
Тупая боль сковывала сердце. Хотелось кричать, реветь, метаться по сторонам, но я стояла каменной статуей, заглядывая на фотографии в весёлые глаза своей сестры, которые имели нежный голубой цвет.
— Неужели мы с тобой больше никогда не увидимся? — спросила у камня, как будто он дал бы мне ответ.
Здесь провела достаточно много времени, но отец не торопил меня. О чем я тогда думала? Вспоминала весь тот бред, что выдал мой воспаленный разум. Это ж как надо было удариться, чтобы мне приснились маги, демоны, жрицы, потеря друзей, безрассудная любовь, в конце концов.
Всему этому действительно есть объяснение — организм просто включил защитную реакцию для моей неустойчивой психики к таким стрессам. Все же поверить, что некий инопланетянин по имени Витем просто забрал мои силы и закинул на Землю, несомненно, было легче, чем в смерть близких. Только сейчас передо мной четыре холодных камня — реальность этого мира.
Попрощавшись со всеми, прихрамывая, направилась к машине.
Завтра наступит новый день, новые проблемы, новые дела, новые переживания. Возможно, я ещё не скоро приду в себя от такого, но мне жизненно необходимо принять эту правду, получить картонку о высшем образовании, найти где-нибудь работу юристом.
*
— Она нам никогда этого не простит, — обречённо произнёс Витем, находясь в межпространстве и следя за воздушной жрицей чрез зеркало времени.
— Это был её выбор, — равнодушно отозвался Вальгард. — Если бы она продолжила и дальше говорить, то простым разрушением нашего мира мы бы не обошлись. Ты вовремя лишил её сил, иначе бы стихия не пощадила и этот сосуд.
— И всё же это слишком жестоко, — взглядом указал на прихрамывающую девушку, которая в очередной раз посетила ложные могилы своих родственников.
— Хэджоу сказал, что все её кости целы, просто иллюзия боли. Психосоматика, или как-то так он обозвал это. Витем, — советник хлопнул по мужскому плечу, — не переживай за неё настолько сильно. Там остались наши маги и агенты, благодаря которым и получилось всё подстроить именно так. Только Анне смотри не проболтайся.
— Я не самоубийца, — нервно усмехнулся он, представив какую истерику закатит им жрица, а главное что без жертв точно не обойдётся. — Кстати, как там она? Родители смогли обжиться, принять действительность?
— Всё в процессе, — многозначительный ответ. — Требуется некоторое время.
— Она нам никогда этого не простит, — повторил Правитель Эртха. — Никогда. Почему нельзя было просто наложить блок на память?
— Да? — у графа
