– Куда приспосабливать? – не понял Читер.
– Куда-куда… На крышу, конечно.
– Зачем?
– Удобно. Если прорываться, вперед можно постреливать из гранатомета. А если придется удирать, за пулемет браться. Гранаты тут почти игрушечные, но против мелких зараженных сгодятся. Толпу бегунов они легко остановят. Против атомитов тоже пригодятся. Атомитов в таких краях – как дерьма за баней.
– Эй! – прокатился по лагерю гулкий возглас Дворника. – Храбрые бойцы! Все сюда! Командир слово сказать хочет! Важное слово!
Читер оставил в покое проволоку и выбрался из кузова. Народ, обшивавший борта военного грузовика найденными в кузове армейскими бронежилетами, тоже потянулся к Дворнику.
Рядом с квазом на притащенном из оврага плоском камне восседал Март. Как это обычно с ним бывает, командир неспешно, но без чрезмерной медлительности расправлялся с очередным пивным сосудом, безмятежно поглядывая вдаль. Никакого интереса к собирающимся людям он не проявлял, но как только появился последний, обернулся и без предисловий заговорил:
– Вижу, все в сборе. И вижу, что настроение у некоторых не сильно позитивное. Но также вижу, что даже всем недовольные люди продолжают принимать воскрешение от Кнопки. Это значит, что они рассчитывают на что-то такое, за что не жаль умирать снова и снова. Толстый, ты на язык дерзкий, но в целом мыслишь грамотно. Озвучь от себя – на что ты рассчитывал, когда пошел со мной? Я так понимаю, это будет общее мнение.
Толстый, помявшись, произнес неуверенно:
– Я когда первый раз услышал, что команда на рывок собирается, не обратил внимания. Команда явно левая, с такими только сливаться. Потом я узнал подробность одну. Про тебя подробность. Узнал, что ты тот самый Март, о котором много чего говорят.
– Например? – спросил Март.
– Что например?
– Что обо мне говорят?
– Говорят, что ты пришел издали. Откуда-то с севера или северо-запада. С другого побережья идешь, напрямик по суше. Говорят, что регионов двадцать уже сменил, если не больше. Уйти хочешь от тех мест, где тебя знают. Но слухи быстрее тебя идут. Говорят, ты можешь что-то такое, чего никто не может повторить.
– И что же такое я могу?
– Да не знаю я. И вроде никто не знает. Говорю же – слухи. Всякое слышал, но верить в такое нельзя.
– И ты из-за каких-то тупых слухов пошел на рывок со случайной командой? Со слабой случайной командой.
– Есть и другие слухи. И они подтверждаются. У Пауков приказ с тобой не связываться. Не трогать тебя, не задевать никак. При любых раскладах делать вид, что тебя вообще не существует. Типа полный игнор. Я здесь не первый месяц кантуюсь и первый раз услышал, чтобы они кого-то так сильно пытались игнорировать. Я понятия не имею почему. Но, думаю, Пауки знают побольше, чем я. Им проще информацию получать, вот и узнали. С тобой, Март, точно что-то не так. Не знаю что, но ты в чем-то ненормальный. И потому с тобой даже Пауки не хотят связываться. Я думаю, человек, с которым не хотят связываться Пауки, может знать и уметь что-то такое, что помогает ему в этой дерьмовой жизни. Мне надо срочно сменить регион. Получается, мне по пути с тобой. Ты регион меняешь легко и часто. Может, и у меня получится, если вместе с тобой пойду. Вот я и пошел.
Март, отхлебнув, кивнул:
– Понятные и простые мысли грамотного игрока. Кто-то еще хочет что-то добавить? Кроме Таракана, мы уже не раз слушали его жалобы про многочисленные сливы, пусть сделает паузу. Кнопка, ты хочешь сказать? Говори, мелкая, не стесняйся.
Девушка, и правда стесняясь, тихо произнесла:
– Дворник намекнул мне, что можно получить такую награду, какую нигде не получишь. Дворника я давно знаю, я верю ему, он надежный.
– Понятно, – вновь кивнул Март. – Еще кто-то хочет что-то сказать?
На этот раз решил высказаться Клоун:
– Я однажды слышал болтовню пьяных караванщиков. Дерьмо тухлое, а не болтовня, но проскакивало полезное. Они говорили про какого-то Арта. Этот Арт сделал нечто такое, что целым отрядом не сделаешь. И сделал это в одно рыло. После этого он добавил себе в прозвище одну букву. Это специальный бонус от Системы за победу над таким противником, что я лучше промолчу. Сравните: Март и Арт – в одной букве отличие. Я в такое дерьмо, конечно, не верю. Но мне интересно посмотреть на парня, про которого так бессовестно врут.
– Ну посмотрел ты на меня и что дальше? Мог сразу развернуться и назад сваливать.
– А может, я на тебя еще не насмотрелся. Нельзя, что ли?
– Да любуйся, сколько надо, только целоваться не лезь. Еще кто-то хочет что-то сказать?
– Хватит уже вопросов, – буркнул Толстый. – Ты нас собрал, чтобы что-то сказать, а не слушать. Вот и говори давай.
– А ты и правда грамотный, – одобрительно высказался Март. – Да, пожалуй, пора вам кое-что сказать. Вы ведь уже всякое думать начинаете. И старт рывка у нас не задался, и топчемся мы неспешно, и в серость зачем-то залезли, а пугач у нас не из прокачанных, да и с маскировщиками все плохо. В общем, скажу вам, что я тут не только пиво пью, я знаю, что делаю. И знаю настолько хорошо, что вы и представить глубину моего знания не можете. Все, что от вас требуется, – это делать то, что я говорю. Больше вам ничего не надо делать. И думать о том, что дальше будет, вам тоже не надо. Об этом я думать должен. Если все выгорит, те, кто доберется до финиша, и правда отхватят приз, который всем прочим даже не снится. Понимаю, что мои слова кажутся вам не сильно убедительными, поэтому кое-что вам приоткрою. Толстый, сколько от этого места до границы?
Тот пожал плечами:
– Точно не знаю. Под сотню где-то. Мы последнее время не напрямую ехали, а наискосок или даже параллельно. Получается, почти не продвинулись.
– Но в каком направлении граница, ты ведь представляешь? – продолжал допытываться Март.
Толстый указал за спину:
– Где-то там.
– Верно – там. – Март бросил на землю опустевшую банку, указал на нее и заявил: – Вот от сего сосуда до границы по кратчайшей прямой насчитывается восемьдесят восемь километров и четыреста шестьдесят четыре метра.
– Ты шутишь или у тебя Картография так хорошо прокачана? – удивился Физик.
– Картография у меня прокачана так, как вам, неудачникам, никогда не прокачать. Я ведь и правда издалека пришел, в этом слухи не врут. Но дело не в Картографии. Умение у меня такое, кое на что завязанное. Я границу вижу. Не везде, но именно здесь границу вижу. Расстояние вижу точное до нее, даже если глаза завязать.
– Удобно, – одобрил Годя. – Теперь знаем, что нам
