— Это тебе, боярин, за твои хлеб-соль! А вот это — за всех твоих рабов, которых ты скотиной сделал! Это — за проходимца и ремесленника! Это — за неверие твое, что я стану вторым человеком на Руси! А вот и за то, что гнать меня отовсюду надо! А вот и за нож свой получай! И помни, что мог тебя зарезать я в два счета, но греха такого на душу свою я не возьму! Ну, будешь на Москве, в гости заходи — еще получишь с полста горячих! А узнаю, что вновь за старое принялся, что холопов велел перепороть — можешь смело молиться, ибо оглянуться не успеешь, как пред Богом предстанешь!
Кожу со спины и толстой задницы боярина Константин плетью стесал до крови. Окровавленную плеть бросил на постель, руки об одеяло вытер да толкнул к дверям Евграфа. Через пару минут они уже шли по погруженному в ночную темень двору поместья к высокому забору, плотно сбитому из толстых досок. Затем вышли за ворота, где их ждали кони. В доме было тихо, боярин, судя по всему, еще очень долго будет приходить в себя.
Сумы с патронами и другим хозяйством Константина были перекинуты через седельную луку, и вот уже в ночи по сухой еще земле застучали подковы. Костя благодарил судьбу за избавленье от смерти и за то, что она даровала ему верного слугу, который еще час назад мог вполне стать его убийцей.
Глава двенадцатая
где герой ищет лазейку в Кремль, а ему нежданно открывается довольно широкая тропа
Москва уже на дальних подъездах к ней встречала Константина и его слугу Евграфа блеском куполов и колокольным звоном сорока сороков ее церквей. Но это — чуть позже. Сперва же встретил путешественников тот характерный запах, что будет неотделим от Москвы еще долгие века. «Фу, Москвой запахло», — говорили измученные дорогой странники.
Но нельзя сказать, что эта черта характерна только для первопрестольной. Точно также пахло и Парижем, и Лондоном, да и любым крупным старым городом. Да там, у них, запах был, пожалуй, еще сильней. Помои-то выливали прямо на улицу, а потом еще имели наглость списывать очередное моровое поветрие на ведьм.
Въехали в сам город, и сразу Косте бросилось в глаза, как обновилась и похорошела при Годунове матушка Москва. Когда был он здесь в год смерти Иоанна, то есть семь лет назад, то многие ее кварталы еще в руинах лежали, представляли собой пожарища после того, как сгорела она вся, кроме Кремля. Так случилось при лютом нападении татар Девлет-Гирея.
Теперь же ничего не напоминало о том бедствии, когда в огне и от татарских сабель погибло до восьмисот тысяч воинов, горожан и сельских жителей, бежавших в то время из деревень под стены города, чтобы найти защиту, но на самом деле отыскавших смерть. Много было построено белокаменных палат и лавок, но преобладали деревянные дома, хотя и большие, нарядные, смотревшие на улицы фасадами с тремя, пятью, а то и с семью окнами.
Мостовые с обеих сторон были по большим улицам сбиты из досок, и народ ходил по ним со степенностью московской, без суеты и спешки. Торговцы же кричали на все лады, зазывая покупателей взглянуть на их товар, и этим криком порою перекрывался и звон колоколов множества церквей, на которые, проходя мимо, крестились горожане — кто поспешно, а кто с благопристойной набожностью.
— Ну, Евграф, ты уже знаешь намеренье мое. С чего начнем? — спросил Константин у слуги, когда шагом ехали они по улицам Москвы.
— Полагаю, — сказал рассудительный Евграф, — что вначале нам надобно найти жилище с конюшней, чтобы было где коней поставить. Опосля того вам следует барскую одежду купить, коли на такое дело собрались, как встреча и разговор с правителем Руси. После, полагаю, в Кремль переться вам не нужно — проезжали мы Кремль и видели, сколько у ворот, у каждой башни стрельцов толпится с пищалями, у коих фитили горят. Нужно найти боярина, вхожего в жилище правителя Руси, да и как-то подсластить его, долю ему пообещав. Вот так я бы сделал — и никак иначе.
— Совет твой делен и умен, — улыбаясь и в который раз удивляясь врожденной мудрости слуги, отвечал Костя. — Но, полагаю, что жилье на время мы сможем отыскать лишь где-нибудь на окраине столицы. А здесь, в Китай-городе и рядом, где живет богатый люд, кто впустит к себе за серебро? Жилье мы себе найдем, но дай вначале отыскать мне лавку, где продали бы бумагу, чернила, гусиные перья да клей осетровый. Не с винтовкой же да с револьвером одними мне к правителю идти! Нужен чертеж, чтобы в мелочах все стало сразу видно. По этим чертежам и станут потом делать мастера Оружейной палаты мои винтовки.
— Вы, Константин Иваныч, так уж уверены, что возьмутся делать! — улыбнулся в свою очередь Евграф. — Очень может быть, что вам сразу на ворота и покажут. Куда тогда поедем? К боярину Бутырину, чтобы он за ваш припас военный холопками и заплатил?
— Зря сомневаешься, что не одобрят изделия мои, — нахмурился Константин. — Рассказывал я тебе, как швед заинтересован был моей стрельбой, а боярин бывший твой разве не доказательство того, как пленяет людей, даже таких, как Бутырин, мое оружие? Ну да поживем — увидим. Дураками будут, если не возьмут. Тогда в Псков с тобой поедем, будешь у меня служить и на охоту вместе станем ходить с винтовками. В накладе не останусь. Или…
Почему-то одна единственная простенькая мысль никак не желала прийти в голову Константину. Раз уж очутился он на Москве, неплохо бы отыскать старого своего приятеля Богдана, да и выложить ему свою идею. Уж он-то наверняка лазейку в Кремль знает.
Но не хотелось этого Константину — даже не вполне понятно, почему. Усовестился, что ли?.. Да нет, непохоже на то.
В Замоскворечье договорился Костя с одним хозяином, что впустит он за
