– Справедливости ради, многие из нас происходят из Клана плетельщиков, – любезно отозвалась Зора. – Мы вязали корзины веками.
– Возможно, мне стоит поговорить с вашими мужчинами и обсудить возможность оставить с нами одну из ваших женщин. У нее будет отдельный дом и все удобства – а ее изнурительное путешествие подойдет к концу.
– Нашей Стаей управляют не мужчины, – сказала Мари, – а мы с Зорой.
Жрец слегка прищурился.
– Я и забыл о ваших странных порядках.
– И ответ на твое предложение – нет. Никто из наших женщин не захочет здесь оставаться. Наши женщины предпочитают самостоятельно распоряжаться своей судьбой. – Зора заговорила громче, и женщины на рынке повернули к ней головы, прислушиваясь. – Но мы были бы счастливы предложить любой из ваших женщин место среди нас – а вместе с ним право голоса.
Жрец выпрямился во весь рост и гневно уставился сверху вниз на Мари и Зору.
– У наших женщин есть право голоса.
– Неужели? Давайте проверим! – сказала Мари.
Она перехватила взгляд Ника, стоявшего в дальней части рынка, и кивнула. На ее глазах он сказал что-то Шене и Уилксу, и они начали передавать сообщение по цепочке. Стая немедленно прекратила делать вид, что разглядывает товары, и быстро направилась к лодкам на берегу.
– Что ты имеешь в виду, девочка? – спросил отец Джоб.
– Пойдем. Мы покажем тебе по дороге из деревни, – сказала Зора, улыбаясь так, словно ей предстояло чудесное развлечение.
Продолжая хмуриться, жрец последовал за ними. Мари с Зорой быстро пересекли рыночную площадь и догнали Стаю. Тут они повернулись к отцу Джобу и заинтересованным женщинам, которые недоумевали, почему торговля так неожиданно прервалась.
Лили подвела к Мари Голубку. Ник занял место по другую руку. Зора встала рядом с ним, и к ней быстро присоединился О’Брайен. Уилкс, Клаудия, Шена, Джексом, Мэйсон, Роза и остальные выстроились полумесяцем вместе с собаками, спиной к лодкам и лицом к деревне.
– Это Голубка, – сказала Мари громко, чтобы слышали все присутствующие. – У нее нет глаз, но Богиня посылает ей видения. Она видела гибель Салишей.
Не обращая внимания на жреца, который требовал от нее замолчать и призывал к себе братьев, Мари сосредоточилась на салишских женщинах, которые испуганно смотрели на нее во все глаза.
– Но надежда еще есть. Голубка также увидела, что если вы покинете деревню на один полный год, то потом сможете вернуться и мирно жить на своей земле и дальше. Мы пытались предостеречь вас в первой из деревень, но отец Джон отказался нас слушать и рассказать о видении Голубки женщинам деревни. Если кто-то из вас пожелает уйти с нами, мы примем вас с радостью, а если вы хотите узнать больше о…
– Нас не напугать женскими и детскими истериками! – брызжа слюной, закричал на Мари отец Джоб, чье лицо пошло красными пятнами. Тут его взгляд выхватил из толпы Уилкса и Адиру, старших членов Стаи. Он уставился на Уилкса. – Ты! Неужели ты позволишь детям и женщинам собой командовать?
Уголки губ Уилкса дрогнули. Он скрестил руки на груди и окинул отца Джоба таким взглядом, словно видел его впервые. В напряженной тишине прозвучал его ответ:
– Я уважаю Мари и Зору. Они гораздо более мудрые лидеры, чем те, что остались в Древесном Племени – а ведь те все до одного были мужчинами. Кто ведет за собой лучше молодых? Они наше будущее. Если ты этого не видишь, возможно, твое время подошло к концу.
Жрец продолжал бессвязно кричать; Мари поймала взгляд Ника и кивнула. Как было условлено, Ник вышел вперед и обратился к жрецу – отчетливо и громко, чтобы слышали салишские женщины.
– Если ты не хочешь слушать Мари, может быть, ты прислушаешься к словам мужчины – такого же жреца, как и ты. Я Николас, сын Сола и Жрец Солнца нашей Стаи. Видение Голубки правдиво, и причина, по которой я верю ей, заключается не в истерике, а в логике. Голубка знает, что с нами она в безопасности. Мы пригласили ее в Стаю не потому, что она Видящая. Мы не знали о ее способностях, когда приняли ее. Мы взяли к себе беглянку, которая искала защиты. Голубке нет нужды лгать, чтобы заслужить наше уважение.
– Это означает лишь, что она может без опасений молоть чушь, – фыркнул отец Джоб.
– Это не так. – Голубка встала рядом с Ником и приняла предложенную им руку. Ее голос разносился по всему рынку. – Единственным условием, при котором Стая согласилась принять меня, было то, что я буду говорить только правду. Если я нарушу клятву, то потеряю свое место среди этих добрых людей, которые стали мне так близки. Уверяю вас: я бы не сказала ничего, что способно поставить под угрозу мое место в Стае.
– Слова женщины переменчивы, как ветер, – отмахнулся жрец.
– Тогда подумай вот о чем, – сказал Ник. – Что проку Голубке – да и любому из нас – уговаривать вас покинуть свои деревни? Ее слова здорово усложнили нам путь по вашим землям. Мы знаем, что вы уже не согласитесь помочь нам на обратном пути, если мы захотим вернуться в лес. Голубке куда проще было ничего не говорить – а Стае куда полезнее было убедить ее молчать. – Ник посмотрел на открытое, честное лицо Голубки, и на его собственном лице проступило внезапное осознание. – Причин не верить Голубке просто нет – кроме невежества, высокомерия и предубеждений. И я ей верю. – Ник поднял голову и окинул взглядом женщин, которые все еще стояли на площади. – Мари и Зора, наши великодушные Жрицы, предложили вам защиту. Это предложение остается в силе. Мы примем всех, кто захочет уйти и выжить.
– Наши женщины никуда не пойдут! Братья! Ко мне! – проревел отец Джоб.
Юноши в длинных подпоясанных туниках с шипастыми копьями в руках хлынули на рынок и выстроились рядом со жрецом, отсекая женщин от Стаи. Отец Джоб взмахнул рукой, и они наставили на Стаю копья.
Как один, члены Стаи схватились за оружие. Одни держали заряженные арбалеты. Другие начали раскручивать пращи, и воздух наполнился сердитым гудением пчелиного роя.
А потом вперед выступили псы и Баст; они низко рычали и угрожающе скалили зубы.
Ряды братьев дрогнули, их лица резко побледнели при виде мощи Стаи.
– Женщины! Те, кто хочет уйти, – отзовитесь! – крикнула Мари.
– Мы защитим вас! – вторила ей Зора.
Мари попыталась поймать взгляд хоть одной из салишских женщин и их служанок-Плоскоголовых, хотя большинство, похватав детей, уже покинуло рынок, едва Мари начала говорить. Видеть глаза женщин было особенно больно: на них читалось раздражение, недоверие или странная пустота – словно они и вовсе не умели думать самостоятельно.
Одна из женщин встала и с решительностью, которую подхватила сперва ее соседка, а потом и остальные женщины на рынке, повернулась к
