– Кортана! – выдохнула Лили.
Алек пристально посмотрел на нее.
– Эту девушку я не знаю, – сказала Лили. – Но хотела бы узнать. На блондинок я обычно не западаю, но эта реально хороша. Благослови Ангел это семейство, оно меня никогда не подводило. Ну, господа, на этой мажорной ноте я отбываю любоваться видами Буэнос-Айреса.
– Джем, между прочим, женат, – напомнил Алек.
– Не оставляй меня за главного! – снова взвыл Элиот. – На меня же нельзя положиться! Ты совершаешь ужасную ошибку!
Лили проигнорировала и того, и другого, но, уже выходя из отеля, заметила в ответ на пристальный взгляд Алека:
– Не волнуйся ты так. Город Элиот все равно с землей не сровняет, зато, когда я вернусь, мне будут так за это благодарны, что сделают все и по первому требованию. Оставлять этого идиота за главного – часть моей управленческой стратегии, ясно?
Алек кивнул, но того, что на самом деле беспокоится за нее, не сказал.
Было время, когда Алек не слишком приветливо относился к вампирам, но Лили всегда так откровенно в ком-то нуждалась, что ему просто хотелось быть с ней рядом. Они уже так давно управляли Альянсом – они и Майя, – что Лили стала кем-то вроде Алины Пенхаллоу, другом, настолько близким, что он считается почти членом семьи.
При мысли об Алине его кольнула привычная боль. Она отправилась в изгнание на остров Врангеля, чтобы быть рядом со своей женой Хелен. Долгие годы они жили в каменной пустыне только потому, что в жилах Хелен текла кровь фейри.
При мысли о Хелен и Алине в Алеке неизменно поднималось желание все изменить в работе Конклава – сделать что угодно, лишь бы вернуть их домой.
Но дело было не только в них, а еще и во всех магах, вампирах, оборотнях и фейри, которые нескончаемым потоком текли в Нью-Йорк с жалобами к Альянсу, потому что собственные Институты их слушать не желали. Каждый день он чувствовал одно и то же – как на самой первой миссии, когда увидел, как Джейс и Изабель вместе идут в бой. Защитить! Защитить их всех! – с тоской думал он, и рука сама тянулась к луку.
Плечи его поникли. Страданиями делу не поможешь. Всех не спасти, но он мог помочь хоть кому-то, и сейчас этим кем-то были Джем и Тесса.
* * *Брат Захария шел по выложенным из костей коридорам Безмолвного города. Полы хранили следы бесчисленных ног, в том числе и его собственных – привычный маршрут день за днем, в тишине и молчании, год за годом посреди бесконечной тьмы. Выхода отсюда нет. Вскоре он забудет, как это вообще – жить, любить, видеть свет. В любом усмехающемся со стен черепе было больше жизни, чем в нем. А потом неизбежную, неотвратимую тьму пожрало пламя. Серебряный огонь инь фэня горел когда-то и в нем – самая страшная боль в мире, безжалостная, как само небо. Его разрывало на части: словно жестокий бог взвешивал на весах каждый пылающий атом его тела и каждый из них признавал недостойным.
Но даже в этой агонии было облегчение. Все, это конец, – говорил он себе из последних сил и был благодарен. – Наконец-то развязка, после всей этой боли и мрака. Он умрет раньше, чем исчезнет последняя капля его человечности. Грядущее сулит отдых… И встречу с его парабатаем.
Вместе с мыслью про Уилла пришла и другая. Тихий прохладный ветер веял с реки. Нежное, серьезное лицо, неизменное, как его сердце… Думая об Уилле, он знал, что тот сказал бы. Он слышал его, словно завеса смерти распадалась в огне между ними, и друг кричал ему в самое ухо:
Джем! Джем! Джем Карстерс! Не смей бросать Тессу на произвол судьбы. Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь себя. Я всегда тебя знал. Ты не сдашься. Держись, Джем.
Он не предаст любовь, не обесчестит ее, сдавшись. Он вынесет любую боль. И среди тьмы и муки Джем держался.
И выжил. Невозможно, невероятно, но выжил. В огне, мраке и времени.
Джем очнулся, хватая ртом воздух.
Он лежал в теплой постели. В его объятиях тихо дышала жена.
Тесса спала на белых простынях в беленой комнатке домика, который они снимали. Когда Джем посмотрел на нее, она что-то пробормотала – несколько неразборчивых слов. Тесса говорила во сне, и каждый звук, слетавший с ее губ, нес утешение. Больше века назад он, помнится, все думал, каково это было бы – просыпаться рядом с ней. Он грезил об этом…
Теперь он знал.
Джем еще немного послушал ее сонное бормотание, глядя, как от дыхания вздымается и опадает покрывало на груди, и напряжение наконец покинуло его тело.
Ее ресницы затрепетали.
– Джем? – рука нашла его плечо, скользнула по гладкой коже.
– Прости. Не хотел тебя беспокоить.
– Ну, только не извиняйся, – она сонно улыбнулась.
Джем оперся на подушку и поцелуями закрыл ей глаза – чтобы увидеть, как они снова откроются, ясные и прохладные, как речная вода. Он поцеловал щеку, красноречивый изгиб губ, подбородок и жадно провел горячими губами по шее.
– Тесса, Тесса, – прошептал он. – Wŏ yào nǐ.
Я хочу тебя.
– Да, – сказала она.
Джем откинул простыню и начал целовать ее ключицы, наслаждаясь вкусом ее мягкой, теплой от сна кожи, каждым ее атомом. Он проложил тропу поцелуев по всему ее телу. Когда они уже спускались по животу, ее пальцы сжались, вцепились в его волосы, беря его на абордаж, призывая не отступать, а от голоса – уже больше не тихого, кричавшего его имя – эхом зазвенели стены.
Она заполнила все пространство вокруг него, оттесняя, смывая ужас и боль.
Когда настала ночь, Джем и Тесса лежали лицом друг к другу в постели, переплетя пальцы, приглушив голоса. Они могли вот так шептаться и хихикать всю ночь, и часто так и делали. Одним из величайших блаженств для Джема было просто лежать – лежать рядом с Тессой и разговаривать. Часами.
Но для этого были нужны тишина и покой, а сегодня их никто не обещал. Свет взорвался в затененной комнате; Джем слетел с кровати и заслонил Тессу собой.
Слова переливались на стене, дрожа синим и белым светом. Тесса села, завернулась в простыню и закрутила волосы в узел на затылке.
– Послание от Магнуса, – коротко сказала она.
Буквы сообщили, что Алек и Лили Чен уже спешат им на помощь. Забросят багаж в Институт и будут готовы встретиться у входа на Сумеречный базар.
Джем встретил взгляд Тессы и увидел в нем отражение своей собственной тревоги.
– О, нет, – пробормотала Тесса. – Надо их найти. Надо
