***
Все самое захватывающее, что бывает во вселенной, начинается так: ты идешь по улице, погруженный в свои мысли. Или едешь в автобусе. Или стоишь у кассы в супермаркете. Перед тобой монотонно меняются виды, проносятся чьи-то голоса, ты касаешься разных людей. Все, что ты делаешь и о чем думаешь, все, что происходит вокруг изо дня в день, настойчиво шумит, утомляя систему чувств. И только находясь в этом состоянии ментальной усталости, когда вот-вот заболит голова, можно поймать искру настоящей эмоции. Какая-то мелочь, которая случайно попала в зону внимания, пронзает насквозь, удивляет и полностью меняет состояние души.
Подобное чувство можно испытать, если наблюдать за пылинками в солнечном луче: они падают, как в замедленной съемке, убегают от сквозняка. И когда ты уже погружен в это медитативное созерцание, одна блестка, заблудшая сюда из другого, непылинного, мира, дерзко сверкает прямо перед твоим носом.
И вот тощий студент сидит на полу с блаженным выражением лица. Разглядывая пылинки, он думает не о том, что в комнате пора прибраться, и не о проваленном экзамене, из-за которого не спал всю ночь. Даже голодный желудок перестал урчать. Он думает о симпатичной соседке в искрящемся платье, которая чуть не сбила его с ног в лифте полчаса назад. Любви с первого взгляда не бывает, но бывает любовь с одной случайной блестки.
Часть 1. Неудачный день для Ника. Глава 1
Фигура Ника Кейва в свете прожекторов была похожа на огромного черного богомола. Такая же худая, длинноногая, со сложенными на микрофонной стойке руками. Зрители, в большинстве своем девушки, визжали и тянулись к его ступням, когда он присел на край сцены. Первые аккорды на фортепиано, и его бархатный низкий голос начал убаюкивать взорвавшуюся аплодисментами толпу. «Люди вовсе не добрые», — пел он, не подозревая, что пророчит истину. Кто-то крикнул, что любит его, и он ответил взаимностью. Отрицая присутствие охранников, он протянул руки к рыжеволосой девушке, вырвавшейся из общей массы, и коснулся ее щеки. Коренастый мужчина в черной форме тут же выставил ее за ограждение, где ее поглотила толпа таких же симпатичных нимф.
— А теперь впустите любовь! — сказал он и начал танцевать. Его движения были импульсивными и энергичными, как будто это было в последний раз.
Концертное агентство «Музеон» гордилось тем, что было первой в мире компанией, закупившей новейшее оборудование — автоматическую сборную сцену «ХэллТек». Стропила, на которых держался каскад софитов, комплекс колонок и мониторов, устанавливались нажатием пары кнопок. Вся эта конструкция была связана между собой тончайшим и прочным железным тросом, который был своеобразным конвейером: на него, будто вагоны поезда, погружались все осветительные и звуковые приборы.
Все, что требовалось от рабочих, — нажать кнопку «сборка»: стропила разворачивались, скреплялись и вставали буквой П. После этого оставалось только выставить оборудование на конвейер и нажать «пуск»: трос приходил в движение и тянул за собой на стропила все, что было на нем закреплено. Это было полезным изобретением, потому что клуб, в котором выступал Ник, в другие дни был просто местом для дискотеки, и всю технику можно было компактно хранить на складе. К тому же для установки такой сцены можно было задействовать всего лишь одного рабочего. Экономия была очевидна, и в ближайшем будущем это приобретение должно было окупить себя. «Быть первыми во всем» — вот девиз компании «Музеон».
Никто не понял, как это произошло. По залу волной прокатилось несколько звуков, как будто это говорил единый организм — гигантский многорукий монстр: он сначала издал недоуменное «Ооо», потом устрашающее «Ааа», а затем пустил петухов и перестал владеть своими голосовыми связками. В зале началась паника.
На звуке «о» сверху начали падать вагоны железного поезда — колонки и прожектора. Металлический трос, как в замедленной съемке, спускал их в центр, прямо на голову Ника. На звуке «а» трос кровожадной змеей обмотался вокруг шеи музыканта. Последней его эмоцией было недоумение. Какой-то добрый рабочий, который следил за всем со стропил сверху, мгновенно очутился у пульта управления и судорожно жал кнопку, поднимающую трос. На месте шеи образовалась зияющая рана, и голос многорукого монстра сорвался. Удивленная голова оторвалась, полетела в зал и в тот же миг упала к ногам красивой девушки, забрызгав кровью ее бледное лицо и изумрудное платье. Толпа расступилась, освобождая ей место. Теперь он навсегда твой, детка.
Глава 2
Нина разглядывала белые бороздки на потолке и улыбалась.
— Он тебя найдет.
— Я знаю, — ответила она.
Кисти рук сжимались и разжимались. Она несколько раз порывалась встать — один раз нога даже наполовину свесилась с кровати — но каждый раз передумывала.
— Знаешь, пусть меня накажут. Но это было прекрасно.
— Ага. Что из того, что ты сделала?
— Как раз то, чего я не сделала. Прерванная любовь — прекрасна. — Она длинно улыбнулась, слишком глупо и беспечно. Она называла такую улыбку олигофренической и не позволяла себе так забываться. Хотя в компании Эдди можно было делать что угодно. — Что-то жарко.
Она подошла к окну и подергала ручку. На противоположной стороне улицы стояла толпа из трехсот школьников и учителей — без портфелей, без курток. Пожарная тревога.
Нина снова легла на кровать.
— Как думаешь, кем меня можно назвать? Эмоциональный маньяк? — Она протянула руки в потолку.
— Эмоциональный наркоман.
— Пожалуй, — она пожала плечами. — Нет, все-таки жарко.
Она встала и повернула ручку окна против часовой стрелки. На противоположной стороне улицы уже никого не было.
— Нина, ты ничего не замечаешь за собой?
— Ты о чем?
— Уже стемнело.
— Не пойму, о чем ты.
— Ты в депрессии.
— Неправда.
— Ты уже четыре часа ходишь по комнате, ничего не делая. И это происходит очень часто.
— Я работаю. Я много работаю. Это нормально — для работающего человека — погружаться в свои мысли и думать, не замечая, как летит время.
— Нет, это признак болезни.
— Ладно. Знаешь, с каких пор я в депрессии и почему?
— Знаю.
— Тогда не говори глупостей.
— Я бы советовал тебе обратиться к психологу.
— Тебе стоило посоветовать это раньше, лет пятнадцать назад.
Он подошел к ней и обнял. Нина заплакала.
— Мне некуда больше идти, Эдди. Что, если это все неправда?
— Ты не веришь в меня?
— Верю. Но что если мой отец действительно болел? Что если у меня шизофрения?
— Ты же знаешь, что это не так.
— Я могу закончить так же, как он.
— Не можешь. Ты уже не такая, как он.
— Он был беспомощным и одиноким.
— Нет, у него была ты.
Нина посмотрела на часы: без четверти три. За окном начинало светлеть.
— Этот полицейский — довольно симпатичный.
— Хотел бы я на него посмотреть.
— Прости, что заставляю тебя ревновать.
— Ничего страшного. Но мы ходим по тонкому льду, ты должна это учитывать.
Нина детально помнила свою встречу с молодым офицером в форме. Почему-то она была уверена, что они встретятся еще
