Спустя час маленький караван въехал во двор, мы развьючили его и определили животных в конюшню, насыпав им в кормушки овса из остатков дорожного запаса.
– А это нам, – открыл крышку на плетеной корзине Кайман. – Прикупили по дороге.
Внутри было жареное горячее мясо, сыр с зеленью, несколько пышных лепешек и бутыль китайского отая.
Чуть позже, расположившись в беседке, мы обмывали покупку. Неспешно чередовались тосты, велся душевный разговор, в воздухе кружился цвет вишни. Почти как на нашей далекой родине.
Все последующие дни прошли в хлопотах и обустройстве. Мы с Кайманом закупали в городе все по хозяйственной части, Сунлинь руководил нанятыми уборщицей и двумя плотниками. Женщина прилежно вымыла дом, куда потом грузчики занесли и расставили мебельные с кухонным гарнитуры, а к ним японские холодильник с телевизором; мастеровые оборудовали конюшню денниками для лошадей с яком, после чего занялись сооружением причала на берегу за домом. Нам с Кайманом хотелось иметь хорошее плавсредство для путешествий по воде. Как когда-то на Ориноко.
Протекавшая за усадьбой река, как я уже упоминал, была притоком Брахмапутры, та же, рождаясь в Гималаях, несла свои воды через Китай с Индией и Бангладеш, впадая в Бенгальский залив Индийского океана.
К очередному воскресенью обустройство было завершено: жилье имело необходимый комфорт, животные хрупали овес в новых кормушках, а у свайного причала покачивался небольшой, но мощный глиссер. Его мы заказали в одной из китайских торговых фирм, и товар был незамедлительно доставлен. Последним штрихом было оборудование домашней часовни – непременного атрибута всякого дома в Тибете, где в окружении прочих культовых предметов мы водрузили статую Будды из слоновьей кости. Он был перевоплощением девятого уровня, именовался «Будда Майтрейя» (в простонародье – Хотей) и олицетворял счастье, богатство, веселье и благополучие. Что было нам с Кайманом по душе. А также по карману.
Воскурив перед божеством благовония и вознеся молитвы, мы тоже вроде как ознаменовали свое перевоплощение. Из монахов странствующих в оседлых.
Глава 9
Консенсус с коммунистами
За решеткой пыльного окна чирикали воробьи, в солнечном, проникавшем в камеру луче парила пушинка, я сидел, скрестив ноги, на шконке и размышлял. Над тем, что случилось.
Отметив новоселье и учитывая трудный путь, мы решили устроить себе отпуск. По утрам, после спортивной разминки и медитаций, Кайман спускался к реке, где удил спиннингом рыбу, я, сидя в тени на террасе, пополнял дневник новыми записями, а Сунлинь копался в саду и занимался хозяйственными делами. Далее следовал обед, а во второй половине дня мы прогуливались по окрестностям, посещая древние храмы и монастыри, или же спускались вниз по реке на катере. С заходом солнца, посмотрев вечерние новости, мы втроем сидели за чаем в беседке, ведя философские разговоры и слушая стихи великого китайского поэта Ли Бо, жившего в восьмом веке, которые читал Сунлинь. Грустные и проникновенные.
Меня спрашивают, что вы там живете,В голубых горах?Смеюсь и отвечаю… Сердце мое спокойно.Цветок персика уносится струей и исчезает.Есть другой мир – не наш человеческий…навевали отрешенность и покой древние строки. За несколько дней до истечения того срока, который был назван при встрече Панчен-Ламе, я отправился в город. Нужно было заказать спутниковую тарелку для телевизора (он брал только китайские программы) и сделать ряд других покупок.
Оформив покупку и назвав адрес, по которому следовало доставить антенну, я вышел из магазина и направился к газетному киоску, намереваясь купить свежий номер «Жэньминь Жибао». В это время из-за угла выкатил черный лимузин, остановился рядом и из него вышли двое, в шляпах и мешковатых костюмах.
– Лама Уваата? – спросил старший, коренастый крепыш, заступив мне дорогу.
– Да, сын мой. Чем могу быть полезен?
– Министерство государственной безопасности КНР. Майор Ли. Проедемте с нами.
К такой встрече я всегда был готов и не моргнул глазом.
– Только не быстро, уважаемый. В машине меня укачивает.
Второй, длинный и худой, молча открыл заднюю дверь, я уселся. Он рядом.
Крепыш скрипнул сидением впереди, поправил шляпу и бросил водителю: «Трогай».
Миновав старую часть города, мы пересекли автомобильный мост через реку и направились в новую – китайскую. Там на одной из улиц машина остановилась у административного вида серого здания, окруженного стеной, просигналила у ворот, те откатились в сторону.
– Выходите, – открыл дверь худой, и мы проследовали по мощеному двору с часовым на вышке, к глухой металлической двери с иероглифами на ней «Стой. Пропуск!».
Майор нажал кнопку сбоку, внутри щелкнул запор, и дверь бесшумно распахнулась. Второй часовой, с оттянутым кобурой и дубинкой поясом, взглянув в протянутое ему удостоверение, щелкнул каблуками, и мы проследовали по гулкому, с запахом хлорки коридору. Туда выходило полтора дверей с «кормушками» и глазками, вдоль которых прогуливался вертухай с ключами. Налицо был следственный изолятор.
Возле камеры номер «13» мне приказали остановиться, вертухай отпер замок и потянул дверь на себя:
– Входите.
Я шагнул вперед, она затворилось, лязгнул засов. Все стихло. Лама Уваата оказался в одиночной камере. В таких, в бытность прошлой службы мне приходилось бывать много раз с проверками и душещипательными беседами. Теперь, судя по всему, беседовать будут со мной. Чекисты из Поднебесной.
Камера была размером два на три, с зарешеченным окном и узкой деревянной шконкой, бетонной парашей в углу и торчащим из стены медным позеленевшим краном над жестяной раковиной, из которого с четкостью метронома капала вода. Отсчитывая минуты бытия…
Спустя час позади снова загремел засов, и дверь распахнулась.
– На выход! Руки за спину! – приказал тот же охранник.
За углом коридора нас ждал второй, отворивший решетчатую дверь и сопроводивший задержанного в следственный кабинет, рядом с которым находилась караулка. Окно в нем тоже было зарешеченным, под ним стоял двухтумбовый стол, за которым восседал средних лет человек с бледным одутловатым лицом, в кителе с полковничьими погонами. Перед ним лежала серая папка и стояла пепельница.
– Свободен, – отпустил он охранника (тот, козырнув, вышел), после чего указал мне на привинченный в центре кабинета стул. – Присаживайтесь.
Я сел с бесстрастным лицом и смиренно сложил руки на коленях.
– Так, значит, вы у нас лама Уваата? – извлек военный из кармана портсигар, вынул оттуда сигарету и щелкнул зажигалкой. По кабинету поплыл дым и запах хорошего табака.
– Да, уважаемый, – чуть наклонил я голову. – Именно.
– Откуда и в каких целях прибыли в нашу страну?
– Из Бутана. Проповедовать великое Учение и прорицать будущее.
– Чем можете это подтвердить?
– Я был на приеме у Святейшего,
