Клинт бережно уложил её обратно на постель. Ему вдруг показалось почти кощунственным то обстоятельство, что она сейчас лежит на той самой кровати, где спал этот мерзавец Лавджой. Но другой постели здесь не было. Поразмыслив немного, Клинт всё же снял с неё промокшую одежду и укутал проеденным молью одеялом.
В дальнем углу отыскалась допотопная горелка, судя по всему исполнявшая роль печки. Рядом в фанерном ящике лежали высушенные ветки. Бартон перенёс горелку поближе к кровати и развёл огонь. Он и сам успел изрядно промокнуть и потому, недолго думая, снял джинсы и футболку, развесил их над огнём рядом с одеждой Наташи и прилёг на самый край постели.
…Прошло чуть больше двух часов, а Нат так и не пришла в себя. Бартон знал, что должен держать себя в руках и сохранять спокойствие, но с каждой минутой делать это становилось всё труднее. Он гнал от себя мысли о её смерти, но в то же время в его голове всё ещё звучали её слова: «Обещай мне! Обещай, Клинт!» Теперь всё это казалось таким неважным и несущественным. Он вновь посмотрел на Наташу. Почему у него всё забирают? Это что, наказание за его жизнь?
- Только посмей умереть, - сквозь зубы процедил он.
В какой-то момент он задремал – провалился в короткий и тревожный полусон, продлившийся не более нескольких минут – едва ощутимое движение справа заставило его резко подскочить.
- Наташа!
Она лежала на боку – бледная, измождённая, но самое главное – живая. Смотрела на него своими голубыми глазами из-под полуприкрытых век и пыталась улыбаться. Клинт сгрёб её в охапку и с такой силой прижал к себе, что Наташа сдавленно застонала.
- Клинт… Ты меня задушишь.
Он взял её лицо в свои руки и пристально заглянул в глаза.
- Я думал, что потерял тебя.
Всё произошло быстрее, чем он смог отдать себе в этом отчёт – поддавшись спонтанному порыву, Бартон поцеловал её. Наташа была ещё слишком слаба, чтобы сопротивляться – она безвольно повисла у него в руках, пока он прижимался к её губам. Не отталкивала, но и не отвечала. Через несколько секунд Клинт опомнился и, точно обжёгшись, отпрянул от неё.
- Прости, прости… - забормотал он, опустив взгляд, но всё ещё держа её в руках.
Бартон уже ненавидел себя за этот поступок.
- Ерунда, - она тоже отвела глаза.
Клинт не мог не заметить, как вспыхнули её щеки.
- Не знаю, что на меня нашло.
- А я знаю, - Наташа изо всех сил старалась, чтобы голос её звучал спокойно. – Ничего особенного. Ты испугался за меня. Давай просто забудем об этом.
Нат казалось, что бешеный стук её сердца слышит даже Клинт. Или чувствует, потому что его рука до сих пор была на её спине.
- Нам нужно вернуться в гостиницу. – Она выглянула в окно. – Уже светает, думаю, теперь мы быстро отыщем лодку.
Как ни хотелось Клинту «сбежать с поля боя», он все ещё не был уверен, что Наташа в состоянии куда-то идти.
- Тебе надо отдохнуть.
Она с трудом поднялась на постели и огляделась по сторонам.
- Меня тошнит от этого места. Я хочу убраться отсюда и как можно скорее.
Наташа всё ещё с трудом держалась на ногах, и Клинту опять пришлось взять её на руки, хоть она и противилась этому. Они и в самом деле довольно быстро обнаружили спрятанную в камышах моторку. Романофф даже не могла понять, как ночью они умудрились заблудиться – словно болотные призраки нарочно сбили их с пути, чтобы вернуть обратно в хижину с неизвестно какой целью.
За всю дорогу никто из них не произнёс ни слова. Им обоим было невыносимо это молчание, но говорить не хотелось. Каждый думал о своём и одновременно об одном и том же. Между ними всегда была очень тесная связь, это началось ещё с Будапешта, когда Бартон оставил её в живых, привёз раненую в свой дом, и Лора выхаживала её две недели, прежде чем Клинт сознался Фьюри, что не выполнил «заказ». А через три дня этот «заказ» с перевязанным плечом стоял перед Ником и дерзко смотрел в глаза. С тех пор Наташа и Клинт стали одним целым. Они не были любовниками, но их связь была куда прочнее сексуальных уз – в горе и радости они были друг у друга, вместе отправлялись на задания, вместе напивались, вместе зализывали раны и праздновали победы… А теперь всё это висело на волоске. Может, и правда стоило забыть, не придавать значения этому спонтанному поцелую, но, сколько ни ври себе, всё равно ясно – что-то изменилось.
В номере, который они сняли, было две комнаты. Едва переступив порог, Наташа неровной походкой направилась к ванной.
- Вот приму душ, и мне сразу станет лучше.
Заперев за собой дверь, она привалилась к стене и медленно сползла на пол. Теперь, оставшись наедине с самой собой, ей больше не было нужды притворяться. Романофф, наконец, дала волю эмоциям – уткнулась лицом в колени и беззвучно заплакала. Через пару минут, буквально заставив себя подняться на ноги, она звонко ударила себя по щеке.
«Соберись. Соберись сейчас же, никчёмная ты тряпка».
Она вышла из ванной спустя пятнадцать минут. Переодетая в чистую одежду, с полотенцем на голове, и, самое главное – на её лице не было ни единого свидетельства молчаливой истерики.
- А вот теперь можно и поспать, - бодро улыбнулась она. – Я просто с ног валюсь.
Клинт проводил её долгим и внимательным взглядом. Хотел спросить, всё ли у неё хорошо, но потом передумал. Если сочтёт нужным – сама скажет.
Он долго стоял под душем, подставляя напряжённое тело под струи горячей воды. Обычно это помогало привести в порядок мысли, но сейчас Бартон смутно догадывался, что единственное верное средство для восстановления равновесия – стоящая под его кроватью бутылка текилы.
Когда он вернулся в свою комнату, Наташа сидела на его кровати.
- Не могу спать при свете, - призналась она.
- Я тоже. Надеюсь, ты не станешь опять читать мне лекции о вреде пьянства? – спросил он, выуживая из-под кровати бутылку.
- Сегодня я хочу выпить вместе с тобой.
Алкоголь и в самом деле немного снял напряжение. За окнами гостиницы вовсю сияло солнце, пробивалось сквозь стёкла, слепило глаза, и Бартон опустил жалюзи. Комната наполнилась мягким, приглушенным светом.
- Мы ведь всё ещё друзья?
- Конечно, - без тени сомнения ответила Наташа. –
