— Да, — соврала я.
Несмотря на то, что мы уже достаточно сблизились, знать всю правду им было необязательно.
— Может, стоит найти кого-нибудь поближе? — Джемма вытянула стройные белые ноги и придирчиво разглядывала идеальный педикюр. — Например, Майкла. Он красавчик, и к тому же капитан команды.
— А еще встречается с президентом «Дельта Каппа», — напомнила я, — как думаешь, если я уведу его, нас туда примут?
— Белла говорила мне, что в этом году эта стерва точно слетит со своего места, — фыркнула Мишель. — Она уже всех порядком бесит.
— Пусть так, — я налила себе еще вина, и сложила ноги по-турецки, — но я все равно не стану уводить чужого парня. К тому же Майкл идиот. Одни мускулы и полное отсутствие мозгов.
Но для Мишель это конечно же не стало веским аргументом.
— Пфф… — она закатила глаза, — за умного ты выйдешь замуж, малышка Тэсса. А пока молода, трахайся с красивыми. Нет, ну а что, я не права что ли? — Мишель уперла руки в бока. — Так, между прочим, говорит моя бабушка, а она фигни не посоветует.
Они говорили о Майкле так, словно он был идеалом мужчины. Отчасти это, конечно, было верно, но лично меня всегда привлекал другой типаж. Нет, я не хранила верность Алексу, как можно подумать и вполне допускала, что у него за это время тоже может кто-то появиться, но в тот момент просто не видела рядом с собой того, кто бы заинтересовал меня по-настоящему.
Я как могла старалась отвлечь себя, но в минуты одиночества (хоть в кампусе такие выдавались нечасто) или перед сном вспоминала так быстро пролетевшее лето. Австрия теперь была далеко и, казалось, будто бы в прошлой жизни, хотя по факту прошло всего несколько месяцев.
Дождливым октябрьским вечером, за неделю до Хэллоуина, я осталась одна в комнате. Мишель ночевала у бойфренда, умудрившись пробраться в мужское общежитие, а Джемма три дня назад попала в больницу с аппендицитом и вернуться должна была только к празднику.
В отличие от многих других студентов я редко пила алкоголь — не потому, что была ханжой — уж это-то ко мне точно не применимо, но потому, что задалась целью пробиться в коллежскую газету. Чем обширнее будет мое портфолио, тем больше шансов в дальнейшем найти работу в хорошем издании. Журналистов вокруг пруд пруди, и мест на всех желающих не хватит — отбор в нашей сфере всегда был жестким.
Но в тот вечер я решила дать себе поблажку и попросила парней из «Альфа Сигма» закинуть в корзину две бутылки пива.
Погасила свет, оставив лишь мерцающую цветную гирлянду над кроватью, открыла на компьютере папку с фотографиями и включила “Painted Black”. Я не была поклонницей Rolling Stones, но эта песня играла в машине Алекса, когда мы возвращались из Зальцбурга.
Я закрыла глаза и отдалась воспоминаниям. Перед мысленным взором тотчас появилась серая лента дороги с кукурузными полями по обеим сторонам, насколько хватает глаз, и его загорелая рука на руле. Сильная уверенная. Я вслушивалась в песню, не придавая никакого значения ее содержанию, и с каждой секундой воспоминания становились ярче. Картинки сменяли друг друга — Зальцбург, с высоты крепости кажущийся игрушечным; набережная Пассау, дурацкий придорожный мотель… Но одно в них оставалось неизменным — Алекс. Еще тогда, в машине, я жадно ловила эти мгновения, понимая, что придет время, и они станут воспоминаниями.
Песня закончилась. Я открыла глаза, и все исчезло. Не было ни старого «Фольксвагена», ни кукурузных полей, ни лета. Я сидела в своей комнате, за столом с ноутбуком, а рядом стояла бутылка пива. Теперь это было реальностью. У меня защемило сердце.
Самым эффективным способом отвлечься от сладких и одновременно болезненных воспоминаний были лекции и подготовка к ним. Завтра у меня должен был быть семинар по основам журналистики, занятия проводил сам декан и, по слухам, требовал от студентов стопроцентной готовности.
Итак, обложившись кучей учебников и тетрадей с лекционными записями, я заставила себя с головой окунуться в подготовку.
Следующим утром, в половине восьмого я уже стояла у дверей аудитории. Кейси, моя сокурсница опаздывала, и ждать ее я не стала — решила, что займу нам места получше. В старшей школе мне «везло» сидеть в первом ряду, и повторять это я не собиралась, а потому устроилась примерно в середине поточной аудитории — достаточно высоко, чтобы не выглядывать из-за чужих голов и в то же время не быть на виду.
Помещение постепенно заполнялось студентами, и Кейси (ну, кто бы сомневался!) явилась в числе последних — прибежала запыхавшаяся, пахнущая дорогими духами и сигаретами, а еще принесла два картонных стакана латте. Пару недель назад на территории кампуса появился наконец долгожданный «Старбакс», и у его владельца были все шансы сколотить состояние. Очередь в кофейню не иссякала с открытия до закрытия.
— Уфф… — выдохнула она, упав рядом со мной. — Успела. Держу пари, Флеминг содрал бы с меня кожу, если бы я опоздала. Держи, это тебе, — Кейси поставила передо мной стакан. — Еще горячий.
Звонков у нас не давали, но, как выяснилось, через несколько секунд, декану они и не требовались — он вошел в аудитории ровно тогда, когда цифра «7:59» на моих электронных часах сменилась на «8:00».
— А вот и «мистер Боб Вудворд» [2], — тихонько засмеялся Кит, еще один наш одногруппник.
Флемингу было двадцать восемь, и кое-кто из студенток считали его красавчиком, но на мой взгляд он выглядел как типичный фермер из какой-нибудь глубинки в Алабаме или Миссури. Все это никоим образом не противоречило его профессиональным заслугам, а потому я с нетерпением ждала начала курса. Уж если кто и знал, как писать так, чтобы одна половина аудитории хотела поставить тебе памятник, а вторая — сжечь на костре, то это Флеминг.
Ничего грозного в его облике я не увидела. Впрочем, никаким тираном Флеминг и не был — требовательным, да, жестким — без сомнения. Но вместе с тем, как стало ясно уже через десять минут, он умел «захватить» публику и сделать так, что девяносто процентов присутствующих оказались вовлечены в работу. Мы почти не делали записей, все больше разговаривали — Флеминг задавал провокационные вопросы, порой граничащие с откровенной насмешкой, но при этом ни одна из его шуток не была обидной.
— Уверен, многие из вас уже считают меня сукиным сыном,
