Он убрал лист в ящик стола.
— Так почему ты решила стать журналистом?
«Ты вообще хоть читал, что там написано?», так и вертелось у меня на языке. Это и была тема моей работы.
— В школе учителя говорили, что у меня слишком длинный язык. И проблем от него было достаточно, вот я и решила найти ему применение.
— То есть, обратить недостаток в достоинство? — Флеминг хитро прищурился.
— Я не считаю это недостатком, мне просто нужно научиться владеть им как следует.
Несколько секунд он серьезно смотрел на меня и вдруг рассмеялся.
— А ты молодец, — он отхлебнул свой неизменный кофе в картонном стакане и указал пальцем в мою сторону, — не даешь себя в обиду. Мне это нравится.
— Так, значит, вы берете меня в газету?
Его остроумием я уже насладилась сполна, и мне была нужна конкретика.
— Да. Само собой, пока не журналистом. Для начала побудешь бета-ридером. С грамматикой у тебя проблем нет, а вот над стилем нужно поработать.
Учитывая все обстоятельства, это неплохой старт. Желающих попасть в коллежское издание было человек двадцать, и то, что Флеминг выбрал именно меня, значило, что я нравлюсь ему.
— Спасибо, сэр. Я вас не подведу.
***
Первым, кто обо всем узнал, был Алекс. Мы по-прежнему созванивались четыре-пять раз в неделю, но, к моему огорчению, в конце ноября он сказал, что не сможет приехать на Рождество.
— Я сам расстроен, что так вышло. Работа отнимает все время, я теперь даже в Шердинге почти не бываю.
У меня не было причин сомневаться в его словах. Во-первых, я ему доверяла, а во-вторых, если бы у него все-таки кто-то появился, Агнесс бы уже была на седьмом небе от счастья, а так она постоянно жаловалась, что он превращается в «чокнутого трудоголика».
— Ты обиделась?
— Нет. Расстроилась. Я по тебе скучаю.
— Я тоже. — Алекс улыбнулся и приложил руку к монитору. — Может, все-таки ты сможешь вырваться на каникулах. Если дело только в деньгах, даже не думай, я куплю тебе билеты.
Соблазн был, конечно, велик, но, к сожалению, финансы играли здесь последнюю роль. В крайнем случае я могла бы занять денег у Джеммы и Мишель, вот только…
— Флеминг устроил меня в газету. Я даже домой на каникулах вряд ли попаду.
Совмещать учебу и работу оказалось не так просто, как виделось поначалу. После лекций я отправлялась в редакцию и, бывало, засиживалась там допоздна, а сам Флеминг иногда оставался на ночь.
— Значит, тебя можно, наконец, поздравить? — Алекс поднял бутылку пива. — Или мне стоит начать ревновать? — он рассмеялся.
— Могу вас познакомить. А еще скажу, что мы встречаемся.
«Встречаемся». Странно, но я до сих пор не воспринимала Алекса, как родственника, а потому не чувствовала, что мы поступаем неправильно. Пропасть в одиннадцать лет сделала свое дело.
— Думаю, тебе стоит написать об этом книгу, — предложил он.
Я смотрела, как он улыбается, не спеша потягивая пиво, и была готова взорваться от невозможности оказаться рядом. Хотя бы на несколько минут. Прикоснуться к его щеке, обнять, почувствовать запах… И так каждый раз, стоило нам созвониться в «Скайпе». Он был совсем рядом и одновременно бесконечно далеко.
— Возьму на заметку. Назову ее… хм… — я на пару секунд задумалась, — знаю! «Улица Америки». Как тебе? Роман о запретной любви, — последнюю фразу я произнесла с наигранной страстью и даже изобразила томное выражение лица. — Переплюну «Поющих в терновнике», вот увидишь.
***
Конечно, я могла приехать домой на Рождество — Флеминг не был тираном и не стал бы отнимать у меня возможность отметить праздник в кругу семьи, но, если честно, мне не особо этого хотелось.
Папа и Марси, как и следовало ожидать, обиделись, но в итоге мы сошлись на том, что я возьму короткий отпуск в марте, когда она родит. Врачи уверяли, что у мачехи будет сын, и она страшно этим гордилась. Каждую неделю присылала мне по несколько вариантов имен, одно другого хлеще и все никак не могла определиться. Как по мне так все они были просто чудовищными. Чего стоил только «Кадваллон Эохайд Блумвуд» — несмотря на то, что бедняга еще не родился, жалко мне его было уже сейчас.
Январь и февраль как-то незаметно остались позади. Я по-прежнему числилась бета-ридером, но к началу мая Флеминг обещал перевести меня в штат.
— В этой жизни вообще мало что дается легко, Тэсса, — говорил он, когда я пыхтела, разбирая по косточкам очередную статью. — Per aspera ad astra [1], — добавил философски.
К латыни декан питал особую любовь. Мне же язык древних римлян давался тяжело, особенно грамматика, которой нас зачем-то пытались научить. Можно подумать, мы будем писать на нем статьи.
— Чего скривилась? — усмехнулся Флеминг, увидев выражение моего лица.
— С моими знаниями я, скорее, вызову демона, чем перескажу текст.
— Вот и отлично, — он кинул мне флешку, и я поймала ее на лету, — передавай ему привет. А сейчас займись редактурой. Здесь три статьи, и они нужны мне готовыми завтра к полудню.
Флеминг сунул руки в карманы и, насвистывая песенку, направился к выходу из редакции. Уже в дверях он остановился и развернулся в мою сторону.
— И, да, не переживай, они на английском, — подмигнул он и скрылся в коридоре.
***
Марси родила десятого марта. Отец позвонил мне в четыре утра и, не помня себя от радости, сообщил, что теперь у меня есть младший брат. Слава Богу, его решили назвать Стивеном. Стивен Ли Блумвуд. Не так уж плохо, учитывая предыдущие варианты.
— Так ты приедешь?
— Да.
Теперь, когда я более или менее взялась за ум, с учебой проблем не было, и домой меня отпустили без вопросов. Флеминг тоже не стал возражать, сказав, что семейные узы — это святое. Странное заявление из уст того, кто давно забил на собственную личную жизнь. Иногда мне казалось, что женщины (а, может быть, и мужчины) его не интересуют — для Флеминга существовала только работа. Это было странно, учитывая, что, несмотря на чудаковатость, он обладал привлекательной внешностью, и многие студентки тайком по нему вздыхали. Нам, женщинам, вообще часто нравятся психи.
Возможно, не будь в моей жизни Алекса, я бы тоже попала под обаяние «мистера Вудворда», но на тот момент я видела в нем лишь преподавателя и руководителя. Да и вообще, ни к чему смешивать личное и рабочее – как правило, ничего хорошего из таких связей не выходит.
***
Домой я летела в смешанных чувствах. С одной стороны радовалась за отца и Марси, хотя еще не до конца осознала,
