Отец испускает вздох облегчения. Чего он от меня ожидал? Изгнания? Значит, его заботит судьба матери. Просто не так сильно, как должно бы. Однако это не моя вина, пусть родители сами разбираются со своими отношениями.
– Что же касается Торрина, – продолжаю я, и вышеупомянутый обвиняемый резко поворачивается ко мне при звуке своего имени, – то он не просто солгал. Он намеренно подстроил мое изгнание в надежде, что я умру в Лихоземье. Его поступок равносилен убийству. – Из любопытства я добавляю: – Тебе есть что сказать в свое оправдание?
– Это была шутка, – умоляюще вопит парень. – И вообще, идея была не моя, а Хаварда. Кроме того, я вижу в этом волю богини, раз твое предназначение было избавить нас от присутствия Пераксоло! Меня нужно поблагодарить, а не наказывать.
Но теперь я лучше разбираюсь в людях. И это точно не было шуткой. Торрин готов сказать что угодно, чтобы спасти свою шкуру.
– Я приговариваю тебя к изгнанию, – решаю я. – Если выживешь в Лихолесье три месяца, как это сделала я, то можешь вернуться. Хавард должен разделить с тобой это наказание, так как несет за произошедшее не меньшую ответственность.
– Мудрые вердикты, – подводит итог отец. – Качина, можешь идти, но если нарушишь приказ Расмиры, то сама будешь изгнана. Торрин, собери вещи и готовься покинуть Серавин. Не пытайся искать убежища в других деревнях, мы их известим о твоем вероломстве.
Торрин бормочет под нос бранные слова и проклятия в мой адрес, но отец твердо вздергивает его на ноги и толкает в сторону дома Гримссонов.
– Не теряй времени, иначе я могу передумать, и отправить тебя за ограду без вещей.
Затем отец подходит к нам с Сореном.
– Теперь, когда все встало на свои места, можешь поправляться столько времени, сколько нужно. Поход в убежище ложного бога может подождать. Прошу, присоединяйся ко мне на собраниях со старейшинами, чтобы завершить твою подготовку в качестве вождя. Я горжусь, какой воспитал тебя. В будущем тебя ждут великие свершения.
– Я уже совершила несколько хороших поступков, отец. И хотя ты и сыграл роль в формировании моего характера, я стала такой, как сейчас, чтобы сама могла гордиться собой.
Кажется, мой ответ удивил отца, но он никак не комментирует это заявление.
– Что касается тебя, – спустя секунду меняет тему вождь Бендраугго, поворачиваясь к Сорену, – ты планируешь ухаживать за моей дочерью?
– Да, господин, – отвечает воин.
– Ты не испросил моего дозволения.
– Вы отправили свою дочь на верную смерть в Лихоземье. Поэтому меня не особенно интересует ваше мнение по поводу встреч с Расмирой.
Дерзкая выходка Сорена застает меня врасплох, и мне едва удается сдержать улыбку.
Отец смущенно переводит взгляд себе под ноги.
– Неплохой ответ, молодой человек. Прими мою благодарность, что поддерживал дочь тогда, когда я не мог. Ты собираешься возвращаться в Рестин? Расмира не сможет последовать за тобой, знаешь ли. Ее место здесь, она – будущий вождь деревни.
– Отец! Я теперь самостоятельная женщина. Мои поступки больше не должны тебя волновать.
Сорен прерывает мои возмущенные реплики:
– Я не собираюсь вынуждать Расмиру покинуть Серавин против ее воли. Наоборот, я хотел бы остаться здесь, с вашего разрешения, конечно.
– Дозволение получено, – важно кивает отец, выждав минутную паузу, – ты можешь присоединиться к воинскому отряду деревни.
– Спасибо.
– Идите отдыхать. Вы оба. Предстоит очень многое восстановить и перестроить.
С этими словами вождь Бендраугго удаляется, старейшины следуют за ним по пятам. Я беру Сорена за руку, притягиваю ближе к себе и увлекаю в сторону дома.
– Что он имел в виду под необходимостью восстановления и перестройки? Ничего ведь не было сломано? – интересуется у меня воин.
– Наши жизни, наш уклад, – поясняю я. – Теперь, когда Пераксоло больше нет, жителям предстоит перестроиться на новое восприятие. И это хорошо, ведь столько всего мы в состоянии изменить к лучшему. Чего стоит только возможность строить из того прочного дерева!
Сорен не разделяет моего энтузиазма. Он идет, поддевая ногой камешки.
– К твоему сведению, твой отец был прав. Из тебя выйдет замечательный вождь, но вот вопрос: этого ли ты добиваешься?
Его вопрос застает меня врасплох.
– Никто и никогда не интересовался моим мнением об этом. Отец просто решил, что я обязана желать возглавить деревню, раз хорошо обращаюсь с боевым топором. Да и кто, кроме меня, продолжит традиции рода Бендраугго? Я была рождена для этого, и это то, к чему меня готовили с детства.
– Но хочешь ли ты для себя такой судьбы?
Не раздумывая, я отвечаю:
– Да, хочу. Я с нетерпением жду, когда смогу изменить устоявшиеся традиции. И начну я с назначения маттугра за проваленную инициацию. Это слишком суровое наказание, и подходит лишь для серьезных преступлений. Если я не стану вождем, то мне не удастся повлиять на решения старейшин по этому вопросу. Остается надеяться, что я сумею беспристрастно выслушивать мнения всех окружающих прежде, чем выносить окончательный вердикт.
Сорен натянуто улыбается, но мысли его явно витают где-то еще. Я сворачиваю с оживленной улицы в сторону и преграждаю ему путь.
– В чем дело? – спрашиваю его.
– Прости, что самонадеянно попросил у твоего отца разрешения остаться в Серавине. Нужно было сначала поинтересоваться твоим мнением. Ты не против? – парень внимательно вглядывается мне в лицо в ожидании ответа, будто ищет любое проявление настоящих эмоций.
Неужели он всерьез задал этот вопрос?
– Сорен, мы же обсуждали этот вариант. Конечно же, я не против!
– Да, но мы говорили лишь о гипотетической возможности. Сейчас же все происходит на самом деле.
– Я действительно хочу, чтобы ты остался здесь. Навсегда.
Со вздохом облегчения воин прижимает меня к себе и нежно целует в лоб. Я без остатка растворяюсь в его объятиях.
Я понимаю, что остались еще нерешенные вопросы. Зирапторы по-прежнему угрожают деревне. Отец – самовлюбленный эгоист. А еще всегда будут завистники и задиры. Править деревней вряд ли будет просто.
Но я – Расмира Бендраугго. Богоубийца. Выжившая в Лихоземье. Будущий вождь Серавина. Женщина и воин. Я – воительница Лихоземья.
И я никому не позволю об этом забыть. И сама буду помнить.
Примечания
1
Латы для ног ниже колена.
