Только спрашивать Дориус его не будет, пора отплатить Кайле за ее хорошее отношение к нему. И показать всем, что именно он является единственным достойным претендентом на ее руку и сердце.
Они мертвы. Месть может спать спокойно. А вот голоду неймется, и он берет бразды правления телом на себя.
Ах, сколько здесь вкусного! Сколько лакомств лежит неприкаянными, ешь не хочу!
И этим они Калеба отталкивают. Слишком просто, нет азарта. Нет борьбы и победы. Да и мелкие они, за раз насытиться не получится.
Жаль, что нет кого-нибудь покрупнее… Хотя… почему нет? Вот же он!
Большой и агрессивный, огнем плюется… Ха, да что Калебу его огонь! Он не чувствует боли от ожогов, не ощущает дуновения ветра, что пробирает до костей, только голод ведет его к цели, которая сама вызвалась насытить утробу новорожденного зверя.
Для него нет препятствий, лишь помехи, что вздумали встать у него на пути.
Как тот кусающийся и рычащий зверек, чья участь была решена одним небрежным ударом лапы.
Как отскакивающие от его шкуры непонятные штуки, что продолжают бросать и бросать мелькающие перед глазами двуногие создания.
Как огонь не понимающей своей участи жертвы, которая лишь начинает осознавать свое незавидное положение…
Дориус устремился в небо, уповая на то, что атаки сверху наконец-то произведут на монстра впечатление, как вдруг дракона оплели щупальца и настырно потянули вниз, к тому, кто желал утолить свой голод как можно скорее.
ГЛАВА 27
Пробуждение было быстрым и спонтанным. Раз — и я уже в сознании и пытаюсь понять, что произошло за то время, пока я пребывала в безмятежном царстве, где нет запаха паленого мяса, валяющихся повсюду тел захватчиков и смерти летающей книги…
Гарконаш!
Я вскакиваю и озираюсь по сторонам. Киммер пытается меня удержать, но тщетно. Мое горе сильнее его крепких рук…
Я отчаянно хватаю падающие с неба бумажки, набивая ими карманы плаща до отказа, а вот уже за подкладкой ошейника не остается места. Разве что вытащить оттуда желудь, подаренный мне в сарийском саду.
Дриада говорила, что он мне пригодится.
Интересно, когда же? Может, его время настало?
Дела у Дориуса плохи. На него насела странная тварь, отдаленно напоминающая не менее чудных существ с морских берегов, закованных в панцирь и откладывающих яйца в песок.
А оплетенный щупальцами дракон боролся за право и дальше нервировать своим видом Киммера, но монстр сдавливал его все сильнее, подтягивая к своей бездонной пасти.
Выход был только один.
Почему-то мне вспомнился погибший Марлоу, размазанный по плитам и сену пульсаром, что взорвался раньше намеченного им срока. Подобно злобному магу я встаю перед разбушевавшимся зверем, делаю замах и швыряю в него подарок дриады, который начинает расти в размерах, словно он и есть тот синий смертоносный шар.
Но в отличие от оружия Марлоу желудь не ограничен силами своего создателя, а увеличивается до тех пор, пока не поглощает пришедшего по нашу душу монстра полностью, словно капкан, из которого невозможно выбраться.
Отсеченные конечности и щупальца зверя бьются в агонии, а Дориус жадно дышит, не веря обрушившемуся на него счастью и оглашая Ведьмину Чашу радостным ревом.
Как-то уж слишком громко он орет, аж уши закладывает!
Либо мне здоровьем следует заняться как можно скорее, либо у меня разыгралась паранойя, будто Дориус привлекает внимание того, кого я еще не вижу.
А нет, не паранойя…
Три черные точки над горами Ведьминой Чаши набирают полноту и тяжеловесность, а кто именно решил пожаловать ко мне в гости, мне понятно еще до их прилета в замок.
Здесь становится слишком драконолюдно.
И я не могу сказать, нравится ли мне это или нет.
Казалось, что время остановилось. Движения Киммера, иверийцев, Кристофа и принцессы замедлились. Рев Дориуса становится тише, и издаваемые им звуки доносятся до меня словно через колючий бок Тихони, прежде забиравшегося ко мне на кровать, чтобы будить меня всеми бесчеловечными способами, ведомыми только ему одному.
— Вот и родичи твои пожаловали, дракошка! Рада небось безмерно али от ужаса язык проглотила?
Скрипучий голос, будто несмазанное колесо у старой изношенной телеги. Да и какой он еще будет, если маршировать и декламировать стихи в лунной ночи да выпускать через мундштук черные клубы вонючего дыма?
— «Бунтующая троица»! А разве вы не…
— Эк тебя приложило-то, что аж в глазах троится! — Ведьма выдохнула причудливое кольцо курева, чем-то похожее на расплывчатую петлю. — Я одна тут, сестры к другим ведьмам отправились, наставить их на путь истинный да помочь в час, когда в них наиболее нуждаются, — подняла палец городская легенда, что, по идее, не должна была покидать свои охотничьи угодья. Хотя кто этим призракам указ? Боги? — Я самая старшая, самая опытная, мудрая, скромная и красивая. Зови меня Лютицией, я отвечу на все твои вопросы.
— Я… ведьма? — Из меня льется истеричный смех, словно ручеек, нашедший лазейку в преграждающих ему путь камнях.
— По материнской линии, — подтвердила Лютиция, снова выдыхая отраву неизвестного мне происхождения. — Алисия — потомок древнего рода, имеющего к нам, ведьмам, самое что ни на есть прямое отношение. Ее кровушка и помогла тебе сотворить то первое зелье, разумеется, под нашим с сестрами непо… средственным руководством! Второе ты и без нас, лапушка, сварила. Проснулась, понимаешь, кровушка ведьминская да шалить начала. Не поддалась она драконьему гнету, выжила, поганка, да и помогла тебе в нужный час!
— Так вы следили за мной! — начала закипать я. — Почему ничего мне сказали?! Я же могла сонной травы наесться и усыпить тех прихвостней Марлоу! И жертв было бы меньше… и-и-и…
Тихоня, Гарконаш, Шрам… они могли остаться в живых, если бы эта «самая скромная и мудрая» ведьма появилась раньше и предупредила меня о надвигающейся угрозе.
Ненавижу!
— Ишь какая ты грозная! — не то уважительным, не то издевательским тоном ответила мне Лютиция. — Думаешь, я решаю, когда появляться, а когда нет? Глупышка!
