Еще в бытность вхождения в кризис среднего возраста Олег заметил, что частое употребление высокоградусных напитков приводит к частичной потере памяти. Пробовал выстраивать математическую зависимость от соотношения количества потребляемого продукта к продолжительности беспамятства, но из-за ретивого характера и малоподготовленного организма эксперимент так и не был доведен до логического завершения. Поэтому на свет явилась весомая альтернатива. Он начал придумывать загадки и ребусы, например, однажды, когда первые три стопки проходят как разогрев перед основным выступлением, решил выложить на письменном столе посадочные аэродромные знаки.
Букву «Т» для отметки границ зоны приземления самолетов он смастерил, используя для этого нехитрый канцелярский набор из школьного пенала дочки. Ручки, карандаши, стирательные резинки, скрепки – все пошло в дело, все пригодилось. Следующим утром, когда проспался, то перед ним развернулся игрушечный аэродром, по направлению взлетно-посадочной полосы которого, в конце, ожидала бравая уменьшенная модель французского истребителя «Мираж-2000». Оставалось только приподнять пластмассовый постамент с копией самолета и обнаружить под ним спрятанную накануне заначку.
Задача с содой выглядела сложнее, никаких понятных зацепок, явных и видимых ориентиров, лишь подозрительная мочевидная надпись на снегу и корявое послание на листе бумаги. Похвалил себя, не раздумывая: растешь, Олег, растешь, как на дрожжах, изобретательным становишься, с выдумкой подходишь к пьянству, комбинируешь. Зачем же только усложнять и без того трудное задание? Самому ведь потом распутывать этот клубок, созданный воспаленным разумом.
В кунге, жадно отхлебнув из чайника воды, Олег внимательно осмотрел содержимое полок, шкафчиков и полуобгоревшей тумбочки. Не сомневался, что решение ребуса существует, где-то рядом находится, иначе все надписи теряли всякий смысл, а позволить себе праздное и бессмысленное житие не хотел, любил ценить время и временами оценивал любовь. Ничего сверхъестественного в тумбочке не оказалось: детали, инструмент, провода, на полках пакетики с чаем, сахар кусками в разорванной коробке, стопки, кружки. Необходимо их вымыть! Дальше – пакеты с просроченным сроком годности, вилки, ложки, сода. Так, сода, стоп! Может, она даст подсказку, может, в ней кроется разгадка?
Как-то выпадает она из общей картины беспорядка, никогда не обращал на это внимания, а сейчас как завороженный разглядываю. Очень даже интересно! Ну вот, пожалуйста, так и есть. Внутри коробки с содой лежала свернутая вдвое записка, из середины которой на стол выпали пятьсот рублей одной замечательной купюрой. На верном пути находитесь, товарищи, пытливый ум заставляет надевать калоши. Олег с нескрываемым любопытством и удивлением прочитал короткую запись. Она гласила: «Дебил! Это не сода, а CODA! Окончание музыкального произведения! Понял? CODA, на латинице! Название четвертой части! Опохмелись на эти деньги и садись писать, верни ребят домой. Начни с кузни и не пей больше так много!» Понятно теперь, еще одной загадкой в истории человечества стало меньше, еще одна страница перелистнута и закрыта. Что ж, CODA так CODA, начинаем!
Глава 2
Обычная старообрядческая ветхая кузница, с прохудившейся деревянной крышей, покрытая по обуглившимся, кирпичным, подпирающим несущий свод колоннам толстым слоем почерневшего мха.
Дверь, скорее калитка, болтающаяся на единственной ржавой петле. Сапожник без сапог! Можно же хоть вход сделать презентабельным, не позорились бы, тоже мне кузнецы! Саня осторожно приподнял клеть и вошел внутрь.
– А-а, Саня, заходи! Соизволил все-таки навестить нас? – У наковальни склонился здоровенный обросший цыган пожилого возраста в знакомом всем кузнечном фартуке, что-то объясняющий худенькому подростку в рваной, прожженной телогрейке. – Проходи, посмотри нашу выставку, пока мы тут заняты.
– Хорошо, погляжу.
В углу лежали наваленные друг на друга греческие и римские щиты, копья, мечи разных эпох. Рядом, на обитом железом столе, расположились диковинные фигурки не то людей, не то животных, застывшие в неестественных позах, тут же были разбросаны и наконечники стрел, дротиков, замки, ключи, детали от неведомых механизмов. Дня не хватит, чтобы осмотреть все разнообразие произведенной продукции кузнечного ремесла.
– Принеси-ка мне воды, Филиппка! – Цыган отправил юнца из кузни, вытирая руки о фартук, пристально разглядывая посетителя. – Надумал никак?
– Думай не думай, а мимо тебя не пройдешь. – Саня взял в руки статуэтку богини Афродиты. – Красивая, как моя Ольга Павловна. Долго такую ваять?
– Умеючи, за день сделаю, а с больной головой и жизни мало. Хочешь, научу?
– Спасибо, не надо. Никудышный из меня ученик, время только отниму.
Калитка сухо скрипнула, Филиппок приволок два огромных ведра с водой, взрослое выражение лица подростка, его крепкие, длинные, не по росту, руки указывали на недюжинную физическую силу и не по возрасту умственные способности. Поставленные ведра гулко стукнули о каменный неровный пол.
– Молодец! Уголька еще принеси, хорошенько поддать нужно нынче. Доделаем оградку, тогда и передохнем малость.
– Михаил, ты мне скажи, пожалуйста. Другого способа разве не существует? Только такой?
Статуэтка ослепляла неземной красотой, куда ни кинь взгляд, везде в ней просматривалась божественная чистота линий, завершенность пропорций, живость и одухотворенность каждого наклона, каждого изгиба, чувствовалась рука великого мастера. Саня нехотя вернул изваяние на место.
– Что тебе сказать на это? И до тебя бывали странники, и после будут, не впервой. Нам-то что, водой колодезной напоили, хлебушком поделились, дорогу указали, ну, иди себе, нас вспоминай добрым словом. Только не всем суждено дойти, места здесь топкие, болотистые, в лесах дремучих разбойники шалят, так и ждут вас, доброхотов, обобрать да жизни лишить. Кто посильнее, тот проскакивает, случается, кто и обратно возвращается, и такое было, но многие остаются там, в дебрях, не найдешь и поминай как звали.
– Идти-то далече? Я вроде не из пугливых, за себя смогу постоять.
– Верст двадцать, не больше. Сила тут другая нужна, Саня. Ты, вон, крестик хоть и носишь, а в бане снимаешь, жжет цепь-то златая. Проезжаешь храм, так даже не перекрестишься, не постишься, на потом все откладываешь, надеешься, как по заказу вера придет. Ведра иди подними, которые Филиппка принес, погляжу, какая у тебя богатырская удаль. К нам не мудрено прийти, выйти не всем удается, слезами чистосердечными умыться надобно.
«Тоже мне проверка силы, в них литров по пятнадцать, а то и меньше будет. Смеются надо мной, сейчас как покажу им гиревой спорт, на вытянутых руках подниму». Саня скоренько приблизился к водным снарядам, давно не пробовал заниматься, но не беда, и поболее весом тягал. Эка невидаль! Хорошо смеется тот, кто смеется над собой! Схватив ручки и правильно, по-спортивному, расставив ноги, он хотел рывком дернуть ведра вверх, удивить своей выправкой, мощью, но они не поддались ни малейшему движению, предпочитая оставаться на полу. Из свинца,
