То, что я ощущаю нельзя сравнить с физической болью, это нечто иное. Боль испепеляет изнутри. Она тихонько ждала своего часа, чтобы набраться сил и снова вылезти наружу сквозь кровоточащие рубцы на душе.
К горлу подступает ком, и я кричу… кричу безмолвно, сама себе… кричу в никуда, раз за разом проводя рукой по вырезанным именам.
Достаю из кармана рисунок Пита, тот самый, который я когда-то вырвала из его блокнота и кладу на могилу, прикрепляя камнем.
— Это твоё… прости, что не сказала, пока не стало поздно. Я люблю тебя, Пит.
— Китнисс? — наверное, мой рассудок совсем сошёл с ума, потому что я слышу его голос. Я поворачиваюсь и вскрикиваю, встречаясь с парой небесно-голубых глаз. Таких родных.
— Это ты? — переспрашивает парень и, подняв с земли, сгребает в охапку и с силой прижимает к себе.
— Рай, — хриплю я, заливаюсь слезами, уткнувшись в его куртку. Он пахнет хлебом и домом, почти как Пит. — Прости меня, Рай, — повторяю я, размазывая слезы и сопли по плечу среднего Мелларка, но тот лишь смеётся. Громко смеётся!
— Они живы, Китнисс. Оба живы, Пит увёз твою сестру, они в Седьмом! — трясёт он меня, пытаясь вывести из состояния истерики. Мои мысли, наконец, выходят из столбняка и начинают шевелиться, а сердце так подскакивает в груди, кажется, что ещё немного — оно взлетит и потащит меня за собой.
— Рай… — я рыдаю и смеюсь одновременно, чувствуя, как с громким звоном падают тиски, сжимавшие мою грудь.
Теперь все ощущается по-другому, по-новому. Как будто воздух звенит, напоминая, как мне повезло, что я здесь и могу дышать.
Обнимаю Мелларка, зарываясь лицом между его головой и плечом. Я не хочу его отпускать.
— Спасибо тебе, — шепчу я, вытирая слезы. — Но… почему ты здесь? Если их тут нет?
Он выпускает меня из объятий и поворачивает голову в сторону от таблички Пита и Прим.
Анна Роуз Мелларк
Я замираю. Как я её не заметила?
— Сердце, — отвечает на мой безмолвный вопрос Рай. — После того, как Пит сбежал, она сильно сдала. Виду не показывала, но я замечал, что с матерью стало что-то не так. Мы ведь никому не сказали, что брат жив. Знал только я.
Кто бы мог подумать, что эта сильная женщина, способная свести любого со свету, покинет его первой. Вряд ли мы бы смогли подружиться, но я уважала её.
Это моя вина, если бы не я, она была бы жива. Все они были бы живы…
— Рай, а моя мама? — практически не дыша, спрашиваю я.
— Прости, Китнисс, — он опускает взгляд, как бы извиняясь, и я понимаю, что потеряла её снова. На секунду я вновь поверила, что мама рядом, но суровая правда опять пригвоздила меня к твёрдой земле.
— Ты знаешь где их искать? — спрашиваю я охрипшим от рыданий голосом.
— Конечно, у меня есть его адрес — я напишу Питу, как только вернусь домой, — вижу, что Рай начинает суетиться.
— Нет, — резко обрываю я его, — не нужно подвергать вашу семью опасности. Почту проверяют. Я поеду в Седьмой сама и найду их.
Обнимаю Мелларка на прощание и бегу. Нет. Лечу обратно. Посреди дороги я замираю. Как мне теперь возвратиться к Гейлу? Мысленно ругаю себя, что чуть было не совершила самую огромную ошибку в жизни.
На Шлак опускаются сумерки, я подхожу к дому и останавливаюсь на растрескавшейся дорожке. Я смотрю на улицу, когда Хоторн подходит ко мне сзади. Я не слышу его приближения, он, как и я, передвигается почти бесшумно, но могу почувствовать. Он встаёт рядом. От него пахнет кожей и сосновыми шишками.
— На что смотришь? — спрашивает напарник.
Я оборачиваюсь и сосредотачиваюсь на его глазах. Такой удивительный взгляд. Раньше у девчонок в школе от него подгибались коленки, а у меня так ничего и не шевельнулось в душе. Теперь я ясно осознаю: все, что связывает нас, словно невидимыми нитями, лишь дружба, привязанность, но больше — ничего. Я откашливаюсь и отворачиваюсь, ведь Гейл не сможет понять, что изменилось, и можно ли сделать так, чтобы все было как раньше.
— Знаю, ты не хочешь этого слышать, но просто дай мне высказаться, ладно? — раздаётся его голос позади.
Я киваю.
— Меня бесит, что ты до сих пор страдаешь по Мелларку. Ужасно бесит. И знаешь почему? — он опускает голову, а затем резко поднимает на меня взгляд и говорит. — Помнишь, пару лет назад, мы возвращались домой с охоты. Лето закончилось, и утро было по-осеннему прохладным. Ты ещё забыла куртку, и я отдал тебе свою. Помню, как твои щёки раскраснелись, и ты так искренне радовалась.
Он останавливается, и следующие слова даются ему с большим трудом.
— Были только я и ты, — шепчет он.
Я помню тот день, потому что мы, впервые за несколько месяцев, подстрелили оленя, и, мне кажется, что я до сих пор чувствую в карманах вес монет, которые мы за него смогли выручить.
— Я чуть не поцеловал тебя тогда… возле Котла. Я думал об этом. У меня был какой-то странный порыв.
Мое сердце пропускает удар.
— Но не поцеловал…
— Словно из ниоткуда выскочила дочка мэра и испортила момент. В тот день я так и не решился, а через неделю узнал, что ты встречаешься с пекарем.
Я выдыхаю.
— Я невероятно злился, потому что всегда должны были быть только мы вдвоем. Вместе.
— Нет, не должны были, — поднимая плечи, говорю я. — Возможно, все должно было произойти именно так… может быть, это была судьба?
В этот момент я понимаю, что я права. Это действительно судьба. И я не люблю Гейла, и никогда не любила его так, как должна была любить. Ведь вот он прямо здесь передо мной и в любой момент может стать моим. Моим навсегда. Все зависит только от одного решения.
Но я не хочу его.
Я хочу кое-кого другого.
Теперь я понимаю это, как никогда, чётко и ясно.
Гейл делает шаг ко мне, и мы оказываемся плечом к плечу, глядя на засыпающую пустую улицу.
Я знаю, что причиняю ему боль. Мне отчаянно тяжело отпускать наше прошлое. Так хочется, как в детстве протянуть руку, взять его широкую ладонь, а потом смеясь броситься наперегонки в сторону забора. «Вот что такое свобода, — прокричала бы я, раскидывая руки в
