— Теперь, когда ты выплеснула немного дерьма, может, расскажешь, наконец, что случилось, и чего тебя так несёт на другой конец континента? — присаживаясь напротив, воодушевленно говорит она. — Если, конечно, ты не хочешь заняться чем-то другим — например, узлы повязать для успокоения нервов?
— С тобою рядом мне никакие верёвки и узлы не помогут, Джо.
Она смеётся и, почесав затылок, спрашивает.
— Это типа комплимент?
— Нет.
— Я точно знаю, что это был комплимент, Эвердин, — улыбнувшись говорит она, и тихо добавляет. — Очень часто реальность идет в разрез с планами. Помни об этом.
И отсчёт начинается. Неделя за неделей. Мне остаётся только ждать. Я считаю дни, вычеркивая цифры в календаре. Джоанне удается доказать необходимость моей поездки в Седьмой перед Койн, и я ступаю на борт планолета.
— Успокойся, сердце. Пожалуйста, успокойся, — я не могу поверить в то, что этот день наконец-то настал.
— Двенадцатая, шевелись, мы должны прибыть на место ровно в полдень, — Джоанна подгоняет меня, и мы садимся в машину, которая везёт нас окольными путями в оплот Восстания дистрикта номер Семь. Дороги здесь по большей части разбиты, поэтому мы медленно движемся мимо крохотных дворов с нестриженой травой и домов с облупленной краской.
Джоанна, не переставая, согласовывает что-то с руководителями мятежников родного дистрикта. Мне ничего об этом не говорит, да я и не спрашиваю. Это загадка, которую у меня сейчас нет желания разгадывать. Я просто прячу информацию поглубже в свой мозг до того момента, пока не найду своих любимых.
Получив подробные указания, карту южного округа и сверившись с адресом в моей руке, я жду, пока начнёт садиться солнце. Когда горизонт расцветает, то и дело причудливо изменяя оттенки, я накидываю капюшон и отправляюсь в путь по незнакомым петляющим улочкам.
Я иду больше часа, крепко сжимая пальцами заветный листок с адресом. Наконец, я его нахожу. Тот самый дом. Он крошечный, но видно, что над ним долго трудились. На окне стоит букет цветов. «Прим», — вспыхивает у меня в голове огонёк воспоминания. Она всегда ставила букет на окно. Я уже представляю, как сожму свою маленькую сестренку в объятьях.
Я прячусь за большой сосной, оглядываюсь по сторонам, а потом замираю, потому что вижу его.
Даже с расстояния я замечаю, как Пит изменился. Волосы стали чуть короче, и теперь челка не прикрывает глаза. Но почему его волосы тёмные?
Он возмужал. Лицо потеряло мальчишескую мягкость, скулы стали четче, а подбородок — острее. Я не вижу его глаз, но они, наверняка, все такие же небесно-голубые.
У меня кружится голова. Что я ему скажу? Да какая разница, что скажу? Пит всё равно будет счастлив. Всё равно покроет меня поцелуями. Я улыбаюсь так сильно, что щёки сводит от боли.
Я делаю шаг вперёд и останавливаюсь, будто передо мной выросла невидимая стена.
Светловолосая девушка в летящем сарафане выходит из дома навстречу парню. Она опирается на небольшой заборчик у дома, а в руках держит книгу.
Утёнок… моё сердце бьется так, будто выскочит сейчас из груди. Как же она выросла за прошедшие два года. Какой стала красавицей!
— Вот, Тодд, послушай, — она раскрывает книгу и начинает читать вслух. — В этом мире нет ни счастья, ни несчастья, то и другое постигается лишь в сравнении. Только тот, кто был беспредельно несчастлив, способен испытать беспредельное блаженство.
Почему она зовёт его Тодд?
— Здорово правда? — говорит Прим и откладывая книжку, тянется к Питу. — Я на ужин тушёные овощи приготовила.
Даже отсюда я отчетливо слышу их разговор. Что-то липкое и противное поднимается внутри меня, но я так и продолжаю стоять, не в состоянии сдвинуться с места.
Он притягивает Прим за талию и целует. Его рука скользит вниз по её бедру, притягивая ближе к себе. Он поднимает её на руки, и она смеясь обхватывает его торс своими ногами. Не прерывая поцелуя, Пит заносит мою сестру в дом.
Он выглядит счастливым.
Они оба выглядят счастливыми.
А я умираю.
Моя первая мысль — развернуться и убежать. Бежать, бежать и никогда не останавливаться. Но я стою, не в силах отвести взгляд от влюбленной пары. На моих глазах все происходит за секунды, но такое чувство, что время замедляется, как будто я двигаюсь под водой.
Я иду на дно. И перестаю дышать.
Голова кружится, перед глазами всё расплывается, и я чувствую, что весь мой мир переворачивается с ног на голову. Хватаюсь за ствол, когда увиденное складывается, как кусочки разноцветной мозаики. Я хочу уйти, но едва держусь на ногах, поэтому подхожу к стене соседского дома и опираюсь на неё, чтобы не упасть.
Первая волна болезненного осознания отступает, и я чувствую, как меня затопляет ревность. Возрастающая, яростная, безумная ревность. Я вынуждена встать с места и броситься бежать от понимания того, что эта новость в считанные секунды полностью уничтожила меня.
К такому невозможно подготовиться. Такое чувство, будто моё сердце кровоточит в груди, заполняя лёгкие и не позволяя вдохнуть.
Я не помню, как ушла оттуда, не помню, как пересекала улицу, не помню, как добиралась до штаба… Я прихожу в себя только за полночь, когда стою перед комнатой Джоанны и барабаню со всей силы в её дверь.
Она, сонно потирая глаза, появляется на пороге и по моему лицу видит, что сейчас не время задавать вопросы. Мейсон обнимает меня за плечи, затаскивая внутрь, а затем запирает дверь.
— Китнисс, что произошло? — обеспокоенно спрашивает она, поддерживая меня за руки.
Я не могу ответить. Не могу думать. Ноги подкашиваются, и я начинаю рыдать. Джоанна опускается на бетонный пол вместе со мной, прижимает мою голову к груди, гладит по волосам, позволяет выплакаться, а потом все-таки шепчет:
— Расскажешь, что случилось?
Мне не хочется говорить. Если я произнесу это вслух, значит, это правда. Это действительно правда.
Снаружи дует ветер, шумя листвой деревьев и с пугающим воем врезаясь в дверь. Неужели природа страдает вместе со мной? Меня душит такая невыносимая тоска, что от боли в груди хочется лезть на стену, нечеловечески крича.
Чувства, которые я так долго хранила, взорвались внутри грудной клетки, издав глухой хлопок и затопляя лёгкие густой горячей кровью. Я бьюсь в агонии, мечтая разорвать свое сердце к чертям. Зачем оно мне теперь?
Весь мой мир окрашивается в чёрный, и я, добавляя в этот токсичный коктейль алый цвет, медленно тону в своём безумии.
Его память — единственное место, в котором для меня осталось место.
Прошлое.
И я бы все сейчас отдала, чтобы быть в его настоящем. Но не могу. Не имею права.
И вдруг я понимаю…
Я не хочу, чтобы он был здесь