– А почему ты именно мне говоришь об этом?
– Потому что вы не только рассказчик. У вас обветренное лицо, огрубевшие от работы руки. Я думаю, вы много путешествуете.
– Ты наблюдательная девушка, Эхо Алкаева, – грустно улыбается он. – Действительно, я всю жизнь путешествую. Бывал в таких дальних краях, о которых ты никогда и не слышала даже. Да, я путешествую, да, я собираю истории, но при этом я должен думать и о деньгах, ведь нужно кормить жену и дочь.
Я чувствую себя неловко за то, что так долго задерживаю его здесь, в этой деревушке. Но при этом он мой лучший – быть может, вообще единственный – шанс найти Хэла. И упускать этот шанс я не собираюсь.
– Сейчас я могу заплатить вам только вот этим, – я снимаю с руки кольцо с изумрудом, оставшееся мне на память о матери. – Остальное обещаю отдать после возвращения. Впрочем, я могу предложить вам кое-что даже более ценное, чем золото.
Он рассматривает кольцо, но не спешит взять его.
– Более ценное, чем золото? Что именно? – спрашивает он.
– История, – говорю я. – Моя история о девушке с изуродованным шрамами лицом; о белом волке, который по ночам превращается в человека; о злой королеве – повелительнице заколдованного леса. Я готова отдать вам свою историю, и можете делать с ней все что хотите. Но, по-моему, она станет намного ценнее, если будет законченной. А ее конец вы сможете увидеть своими глазами, если пойдете со мной.
– Я не возьму кольцо твоей матери, это слишком ценная вещь. К тому же очень дорогая для тебя и как память.
– А мою историю? – спрашиваю я.
Он хмурит брови, раздумывает, потом говорит:
– Пойдем. Расскажешь историю моей жене, а потом мы спросим ее, как она считает – пойти мне с тобой или лучше не стоит. Согласна?
– Да, – на самом деле это даже больше того, на что я рассчитывала.
Я отдаю старухе-хозяйке несколько последних монет. Когда уже собираюсь уйти, она цепко хватает меня за запястье, и я вновь оборачиваюсь к ней.
У старухи неожиданно крепкая рука. В глазах мерцают огоньки, сама она морщится и негромко говорит каким-то не своим, гортанным и резким голосом.
– Если пойдешь с ним, это плохо для тебя закончится. А еще хуже для твоего белого волка. Откажись и уходи назад, пока еще не поздно.
Я вырываю свою руку, на которой остаются длинные болезненные царапины от ногтей.
– Вам меня не остановить, – отвечаю я. – И не запугать.
– Дурочка, – усмехается старуха. Но тут же выражение ее лица меняется, и она смотрит на меня так, словно удивляется, почему не ухожу.
Если рассказчик и заметил мой короткий разговор со старухой, никакого вида он не подает. Я, заранее дрожа, плотнее запахиваю полушубок, и рассказчик выводит меня из теплого постоялого двора на мороз и снег.
Мы спускаемся вниз по склону горы. Нас со всех сторон окружает заснеженный, слепящий белизной мир. Несмотря на странный разговор с хозяйкой постоялого двора, в сердце все сильнее пробуждается надежда. Я фокусирую взгляд на темной фигуре рассказчика – высокий, сильный, он идет впереди, указывая дорогу. Снег скрипит под ногами, у меня начинает течь из носа. Холод кусает за щеки острыми зубами. Ветер доносит до меня далекий смех. Мне этот смех кажется знакомым. Интересно, рассказчик тоже его слышит, или Королева волков каким-то образом играет только со мной?
Проходит не менее получаса, пока рассказчик не сворачивает, наконец, к тому, что издалека выглядит как заснеженный холм. Мы приближаемся, и холм оказывается чумом – палаткой из оленьих шкур. Из отверстия в центре крыши чума клубится дым и исчезает в небе.
Рассказчик поднимает полог чума и шагает внутрь. Я захожу следом, стряхивая снег с волос.
Внутри чум просторнее, чем казался снаружи, и в нем тепло. Деревянные, напоминающие китовые ребра, шесты образуют каркас с крепко натянутыми оленьими шкурами. В центре чума стоит железная печь. Труба ее дымохода выведена наружу. Пол выложен досками, повсюду разложены меха. На одной из стен висит дорогой ковер. Еще здесь есть книжная полка, платяной шкаф и низкий столик с чайным прибором на нем. У одной стены чума сидит женщина и качает младенца в подвешенной к потолку на крепких плетеных кожаных ремешках люльке.
Когда мы подходим ближе, женщина поднимает голову, смотрит на нас, улыбается рассказчику, и все лицо ее оживает. Улыбаются губы, лучатся радостью темные глаза. Рассказчик подходит, опускается перед ней на колени, целует в губы. Я стою и чувствую себя ужасно неловко. Мне хочется повернуться и убежать отсюда.
Я не могу, не должна просить его идти со мной на север. Разве может он бросить жену, ребенка и сломя голову броситься в неизвестность?
Но тут рассказчик оглядывается на меня и с улыбкой манит к себе.
Я неохотно приближаюсь. Женщина гладит рукой разложенные рядом меха – приглашает присесть. Я сажусь, с наслаждением зарываюсь руками в теплый мех. Начинаю чувствовать, как покалывает мои теплеющие пальцы на руках и ногах.
– Это Эхо Алкаева, – говорит рассказчик. – Она поведала о своих приключениях и попросила моей помощи в обмен на историю в качестве оплаты.
– А что это за история, мой ягненочек? – приподнимает брови женщина и коротко кивает мне.
Я коротко пересказываю ей историю. На полный вариант мне потребовалось целых три дня на постоялом дворе. Я устала, мой язык кажется распухшим и с трудом ворочается во рту.
Жена рассказчика дает мне бульон в глиняной кружке. Я одним духом осушаю ее и чувствую, как растекается тепло по желудку. Плохо понимая, что происходит, я позволяю женщине уговорить меня прилечь у стены чума на груду мехов. Собираюсь дождаться и услышать, каким будет решение женщины по поводу нашего с рассказчиком путешествия, и решаю всего лишь на минутку прикрыть глаза.
Едва закрыв их, я моментально проваливаюсь в сон. Проснувшись, слышу негромкие голоса, доносящиеся от противоположной стены чума. Я приоткрываю глаза и вижу рассказчика и его жену. Они сидят рядом, прижимая к себе ребенка. У меня сжимается сердце, и я снова думаю о том, что не могу просить его идти со мной. Вот скажу ему об этом и выскользну из теплого чума в холод и метель.
Я снова засыпаю. Мне снится, что я пью чай, сидя рядом с Мокошь в гостиной ее дворца. Серебристые волосы Мокошь блестят. Вся она кажется мне странно знакомой. Почему знакомой, откуда? Этого я понять не могу.
– Тебе действительно стоит махнуть на все рукой и вернуться, – говорит она, подливая чай в мою чашку. – Зачем втягивать в это дело рассказчика, отрывать его от семьи? Все равно вы не сможете изменить того, что уже сделано.
