У меня на глаза наворачиваются слезы.
– Ты его дочь? – спрашиваю я.
– Ага, – улыбается она и протягивает руку. – Я Инна.
Мимо нас с коричневым пакетом проходит покупатель и исчезает на улице за дверью.
– Теперь он сможет с вами поговорить, – сообщает Инна и бежит к прилавку. Я была слишком потрясена, чтобы пожать ей руку, но она, кажется, не обратила на это внимания. – Папа! К тебе пришли!
Хэл снова сжимает мою руку, и мы идем следом за Инной. Мое сердце бьется так сильно, что я задыхаюсь.
Отец стоит, склонившись над кассой, и прячет в нее деньги, полученные от покупателя.
– Сейчас, сейчас, одну секунду! – весело откликается он, не поднимая головы.
– Они не за книгами, папа, – поясняет ему Инна. – Они именно к тебе.
Отец поднимает голову, с улыбкой смотрит на свою младшую дочь, на мою… на мою сестру. Переводит взгляд на меня, и лицо его моментально бледнеет, становится белым как снег.
– Эхо? – неуверенно шепчет он, словно не веря своим глазам.
Я киваю. Мои глаза наполняются слезами.
– Да, это я, папа.
– Эхо!
Он уже рыдает, а я замечаю, как все сильнее округляются глаза Инны.
В следующую секунду отец вылетает из-за прилавка, мы с ним обнимаемся, и оба плачем. На этот раз я плачу от радости. Чувствую в слезах счастливый привкус солнечного света, меда и морозного зимнего ветра. Что чувствует отец, я не знаю, но он продолжает рыдать, уткнувшись лицом мне в волосы и бесконечно повторяя.
– Эхо… Эхо… Эхо…
Наконец, отец поднимает заплаканное лицо и впервые замечает, что я пришла не одна. Но прежде всего, решает все объяснить младшей дочери.
– Инна, – начинает он, – это…
Не давая ему закончить, Инна обнимает меня и говорит, смеясь:
– Да я знаю, знаю, кто ты! И я всегда знала, что когда-нибудь ты обязательно вернешься!
Теперь я тоже смеюсь и чувствую себя на седьмом небе оттого, что у меня есть сестра.
Я чувствую, как рука Хэла сжимает мою ладонь, и, не переставая улыбаться во весь рот, объявляю:
– Хэл, познакомься, это мой отец. А это моя сестра Инна. Папа… – я тяжело сглатываю, переводя взгляд с отца на Инну и обратно, и решительно заканчиваю: – А это мой белый волк.
О своих приключениях я рассказываю отцу и Инне в комнате над книжным магазином, где горит камин и от свежезаваренного чая поднимается ароматный пар над щербатыми фарфоровыми кружками. Родя тоже здесь со своей женой и двумя вихрастыми мальчишками-близнецами, которые то и дело норовят дернуть Инну за косички. Нормальные такие мальчишки. Донии, слава богу, нет. Она давно уже покинула нашу семью, несколько лет назад. Родя рассказал мне, что Дония пыталась отсудить у папы деньги (после возвращения из города дела у него пошли в гору), но у нее ничего из этого не вышло. Тогда она тайком собрала вещи и ушла навсегда – прямо посреди ночи, даже не попрощавшись ни с кем. Документы о разводе папе спустя несколько месяцев прислали по почте.
– Не будем больше об этом, – говорит Родя. – Сегодня у нас праздник, давайте не портить его.
Итак, я рассказываю им все, а Хэл сидит рядом со мной, держит за руку и иногда кое-что поясняет или добавляет упущенное. Инна следит за тем, чтобы чайник не остывал. Где-то на середине моего рассказа мы делаем перерыв. Жена Роди (ее зовут Ара) накрывает на стол, и мы едим тушеное мясо и хлеб с медом.
Свой рассказ я заканчиваю уже за полночь. Близнецы давно сморились и спят прямо на ковре у камина, Родя и Ара с улыбкой смотрят на них. Инна прижимается к отцовскому плечу, а я прислоняюсь головой к груди Хэла. Слушаю стук его сердца, и мое сердце переполняет радость. Знаете, я никогда и не думала даже, что у меня может быть такая большая, чудесная семья.
– Ну, а что теперь? – спрашивает отец после того, как мы все несколько минут просидели молча. Он смотрит на меня, а я думаю: до чего же хорошо, что на вершине той горы всего десять лет пролетело, а не все сто, как могло быть. А еще мне очень жаль Хэла, у которого никогда не будет такого счастливого воссоединения со своей семьей.
Словно прочитав мысли, Хэл сжимает мою руку и говорит:
– Мы собираемся поступить в университет. Конечно, с тех пор как Эхо была в него принята, прошло немало времени, но, возможно, это решение все еще остается в силе.
Отец улыбается, я смеюсь и целую Хэла в щеку.
– Всю жизнь мечтала стать врачом, – говорю я.
– А мне нужно наверстать знания по истории за целых четыре века, – поясняет Хэл и добавляет: – А тем временем найду себе какое-нибудь занятие.
– Но мы будем навещать вас часто-часто, как только сможем, – обещаю я. – А когда я стану врачом, мы поселимся здесь, в нашем городке. Я не хочу больше тратить время попусту.
– А я и не думаю, что ты провела время попусту, – тихо замечает отец. – По-моему, ты очень даже хорошо свое время провела.
По моим щекам снова текут слезы, и Хэл подталкивает меня к отцу. Я перехожу к нему и сажусь рядом на диван. Он осторожно обнимает меня за плечи одной рукой. Осторожно потому, что привалившись к его другой руке, давно уже спит Инна.
Я бросаю взгляд на Хэла. Он улыбается мне и слегка кивает головой.
– Есть еще кое-что, папа…
Мне кажется, он знает – в его глазах искрится смех.
– И что же именно, солнышко?
Я вынимаю правую руку из кармана юбки и показываю папе кольцо на безымянном пальце – три переплетенные полоски желтого, розового и белого золота.
Отец целует меня в лоб и говорит:
– Поздравляю тебя, девочка моя дорогая.
Я смеюсь. От моего смеха просыпается Инна и требует снова рассказать все, что она проспала. И я рассказываю ей о том, как мы с Хэлом обвенчались на вершине горы, а нашими свидетелями был Северный ветер со своей семьей.
И только позднее, когда мы с Хэлом втискиваемся в узкую кровать в моей старой комнате, у нас появляется, наконец, возможность поговорить вдвоем. Дом у леса мой папа продал сразу после ухода Донии, а затем вернулся в эту маленькую квартирку над книжным магазином. В моей бывшей комнате поселилась Инна, но сегодня она уступила ее нам, решительно заявив, что будет спать на диване в гостиной. Я прижимаюсь к Хэлу, уткнувшись головой ему в подбородок, а он крепко обнимает меня.
– Спасибо, что спасла меня, – шепчет Хэл.
– Ничего другого я никогда в жизни не хотела.
– Все равно спасибо.
Сон уже подкрадывается ко мне на мягких лапах, но я все еще сопротивляюсь ему, чтобы успеть сказать самое главное.
– Я люблю тебя, Хэлвард Винтар.
– И я люблю тебя, Эхо Алкаева.
– Хэл? – еще крепче прижимаюсь
