Он собрал ворох карт и уже почти стоял в проходе, когда Нимуэ окликнула его.
– Гавейн?
Он развернулся к ней.
– Если собираешься открыть охоту на паладинов, я с тобой.
На мгновение Гавейн был сбит с толку, но, ощутив ее решимость, погрустнел. Он кивнул и зашагал прочь.
Нимуэ направилась в противоположную сторону, обратно в пещеры, намереваясь найти Артура и извиниться. «Я поцеловала его! Или он меня?..» Она не была до конца уверена, но точно знала, что сбежала, как дура, стоило появиться Гавейну, – и оттого выглядела весьма легкомысленной. Она надеялась загладить свою вину и продолжить с того места, на котором они остановились.
Зайдя в пещеру, Нимуэ с грустью увидела, что прекрасные цветы окончательно увяли, растоптанные сапогами прибывших беженцев. Она поискала Артура среди тех, кто ухаживал за ранеными, но там его не оказалось. Спустя несколько минут она наткнулась на Моргану, которая рвала одежду на лоскуты для перевязки ран.
– Ты видела Артура? – спросила Нимуэ.
– Он уехал.
– Уехал?! Посреди ночи? Куда он уехал?
Моргана сочувственно смотрела на Нимуэ.
– Туда, куда Артур всегда уезжает в конечном счете.
– Да что ты такое говоришь? Хочешь сказать, он больше никогда не вернется? И даже не подумал попрощаться?! – Нимуэ старалась оставаться спокойной, но ее голос дрожал.
– Я предупреждала тебя, – раздраженно ответила Моргана.
Окончательно утратив дар речи, Нимуэ побежала по коридору к нише, где обычно спал Артур. Его фонарь, фляга, меч, седельные сумки – все исчезло.
Вопреки всем ее надеждам, Артур сдержал слово.
Двадцать восемь
Ведомые светом одинокого факела, тридцать Красных Паладинов ехали один за другим через густой лес. В полной тишине они прокладывали дорогу по узкой оленьей тропе.
Сестра Айрис несла в руках факел и возглавляла процессию, гордая тем, что именно ей досталась честь стать Первым Светочем, – честь, которую отец Карден обычно даровал самым благочестивым братьям и сестрам. Первому Светочу полагалось прежде остальных въехать в деревню и запалить солому, поскольку выскакивающих из домов жителей было проще застать врасплох. Не имело значения, если кто-то пытался сбежать: у сестры Айрис имелись праща и мешок с гладко отшлифованными камнями. Поразив жертву в спину, Айрис заканчивала дело – ударом обоюдоострого меча, или же проламывала голову крюкообразным молотом.
На свете было достаточно способов очищения от скверны.
Айрис мысленно улыбалась, узнав, что фейри нарекли ее Призрачным Ребенком. Это означало, что они боятся ее, – как и следовало. Уже в одиннадцать лет в ней жил дух смерти, хотя некоторые из старших братьев, возможно, посмеялись бы над ней при встрече. Росту в Айрис было всего четыре фута.
Однако они смогли бы рассмеяться только один раз.
Небольшой рост был тем преимуществом, благодаря которому Расплавленный Человек выиграл столько золота: он бросал ее на ринг против мужчин вдвое больше нее и хохотал, когда она кусалась, царапалась и повергала их наземь. Айрис ненавидела этот его смех, как ненавидела все, связанное с Расплавленным Человеком. Он все еще оставался единственным, кто вселял в нее ужас: чудовищное тело и лицо, покрытые фурункулами, эти его жуткие рассказы об ужасных болезнях и угрозы продать ее на черном рынке, где тайно правят кошмарные боги. Однако он научил ее драться и научил ненавидеть, и теперь она могла драться и ненавидеть, служа отцу Кардену.
Лицо у него было широкое, улыбчивое и покрытое трещинами, точно древняя статуя, повидавшая немало бурь на своем веку. Он был столь же прекрасен, сколь ужасен был Расплавленный Человек. Почти каждую ночь ей снилось, что на самом деле она дочь отца Кардена, что он отводит ее в сторону и шепчет правду: «Ты – мое истинное дитя». И она обвивала руками его шею, как могла бы сделать настоящая дочь.
Пока что для нее было довольно называться Призрачным Ребенком. Возможно, однажды она превзойдет даже Плачущего Монаха, который был любимчиком отца Кардена. Эта мысль грела ее сильнее, чем мерцающий огонь, который Айрис держала в правой руке.
Волкодавы чертовски шумели, выли и грохотали цепями. Айрис быстро оглянулась на овчара, и тот щелкнул хлыстом, заставляя зверей умолкнуть.
Айрис была на грани срыва. Она не хотела разочаровать отца Кардена: в последнее время он казался еще более напряженным, чем обычно. Тяжесть его бремени проявлялась в сутулой спине и вспышках гнева, посещавших его. Ведьма Волчьей Крови охватила умы всех и каждого. Сестра Айрис так жаждала убить ее, что практически ощущала вкус ведьминой крови. Она мечтала облегчить непосильную ношу отца Кардена, разодрав ведьму на куски и предав ее черную душу славному жару погребального костра.
«Да настанет этот миг», – взмолилась Айрис. Сейчас ей следовало сосредоточиться на сегодняшнем рейде.
Когда они въехали, в деревне стояла тишина – и это было прекрасно. Сестра Айрис насчитала двенадцать глинобитных хижин; они принадлежали Болотному Народу, а потому воздух гудел от кваканья лягушек и жужжания комаров. На мгновение Айрис забеспокоилась, что из-за влажности глина не будет гореть достаточно хорошо. Левой рукой она дотронулась до перевязи с мечом, ощущая себя непривычно уязвимой, поскольку другие паладины разъехались, намереваясь окружить деревню. В одиночку она – Первый Светоч – направила лошадь к центру деревни. Ее удивило, что здесь совсем нет собак, или скотины, или ночных сторожей, – лишь одинокая свинья бродила по огороду среди мангольда и капустных кустов. «Но где же собаки?» – недоумевала она.
Сестра Айрис несколько раз тревожно обошла вокруг дома вождя – самой большой из хижин, крыша которой была сплетена из ветвей болотных растений и украшена черепами животных. Она замахнулась и швырнула факел в незащищенный вход в хижину, а затем развернулась и выдернула из ножен двуручный меч, готовая встретить любого противника.
Огонь охватил хижину в считаные секунды, так что она ждала, крепко зажав в руке меч, – но никто не выбегал. Прошло достаточно времени, любое живое существо зажарилось бы в подобном огне, и наконец ночную тишину прорезал крик.
Однако доносился он не из хижины.
Сестра Айрис обернулась и увидела Красного Паладина, который галопом несся по деревне; из шеи у него торчала стрела. Он все еще хрипел горлом, когда миновал Айрис, ворвался в капустный огород и свалился с седла, рухнув на неглубокую болотистую землю. Криков стало больше, и тут стрела со свистом вонзилась в бок лошади Айрис, та попятилась назад, наткнулась на горящую стену хижины и, взбрыкнув, сбросила Айрис. Та угодила головой прямо в пылающий костер из ветвей.
Айрис закричала, задохнулась от дыма. Ее мантия вспыхнула, как факел. Попытавшись подняться на ноги, она схватилась за горящие угли. Веки набухли, заслоняя вид, и вся деревня уменьшилась до размеров булавочной головки вдалеке. Она ощущала окружавший ее хаос, но не могла ничего расслышать, кроме шипения, с которым плавились одежда и кожа.
В глубине души Айрис
