– А ты не будешь помогать отцу? – поинтересовалась Айя и поняла, что угодила в больное место. Мальчик неосознанно спрятал руки за спиной, не зная, куда деть взгляд.
– Я для такой работы еще неопытен, – попытался оправдаться Сальтер, но принцесса легонько покачала головой, показывая, что не поверила. Она подошла к юному стеклодуву и осторожно поднесла его ладонь к своему лицу. Внимательно рассмотрела рано погрубевшие пальцы младшего Омарица.
– А следы от ожогов – тоже часть работы? – спросила она, едва коснувшись сначала пятнышка розовой кожи на ладони, а потом подушечек пальцев, покрытых темной коркой. «Его руки постоянно поддаются целительной магии», – решила принцесса.
– Ты не огненный маг, – подметила гостья.
«Бессильный», – добавила она про себя, а Сальтеру сказала:
– Почему тебя заставляют касаться расплавленного стекла?
– Я… – Сальтер проглотил слова и понурил голову. Мальчику было тяжело, неловко – он поднимал подбородок, будто собирался что-то сказать, но тут же вновь опускал его вниз. Принцесса чувствовала, что вот-вот услышит то, за чем приехала. Губы Сальтера слегка шевелились, словно он проговаривал про себя рвущиеся наружу слова.
– Даже без огненного дара ты все равно ребенок своего отца. Нельзя же так поступать с детьми… Твой отец – жестокий человек, и я накажу его, – пообещала принцесса. Помня неудачный разговор с матросом и недовольство Джонаса, Айя хотела сначала расположить стеклодува к себе и посмотреть, что из этого выйдет. – Он не посмеет больше обижать тебя.
Сальтер поднял на принцессу возмущенный взгляд.
– Он не обижает меня! Отец не может понять, почему я родился с другим даром, – признался мальчик под напором гостьи. Его слова еще некоторое время звучали в тишине комнаты.
Айе показалось, что она, спускаясь вниз по лестнице, пропустила одну ступеньку и кубарем покатилась вниз.
– Что? – переспросила принцесса, пытаясь собрать мысли воедино.
– Я – маг воздуха, – набравшись смелости, громко произнес стеклодув, глядя прямо на гостью. В его глазах Айя увидела отчаяние и вызов, будто Сальтер готовился отстаивать право на свое существование.
– Но… но почему ты тогда не учишься в школе? – Дочь короля едва нашлась что сказать. Слишком сильным было удивление.
– Отцу… стыдно, – повторил мальчик, но с куда меньшим запалом. Сальтер вернулся к столу, где стояла статуэтка орла и лежал набор трубок. Мальчик опустил трубки на полку ниже, а на их место поставил большую миску с песком и две темные бутылочки. Сначала он вылил в миску содержимое бутылочки поменьше, размешивая смесь рукой, а после опорожнил и вторую. Все это время он говорил, не отрываясь от дела, и Айя поняла, что так ему легче.
– Омарицы – древняя семья, которая не уступит монаршей в родословной. На протяжении веков все мальчики-Омарицы рождались огненными магами. Завистники говорят, что старики-стеклодувы опускали новорожденных в чан с расплавленным стеклом, чтобы проверить, настоящий ли Омариц родился. Меня, наверно, не опускали, – горько добавил мальчик, перемешивая содержимое миски. – Родители до последнего не верили, что мне достался другой дар. Они до сих пор просят меня вытаскивать чаны из раскаленной печи, забывая о том, что я не защищен от огня. Словно надеются, что это, – Сальтер провел свободной рукой над головой, и ветер заиграл с его волосами, будто с высокой травой в поле, – пройдет само.
– Отец заплатил директору школы за молчание и перевел меня на домашнее обучение. Печь стала мне единственным другом, огонь – самым строгим учителем. Но я все равно люблю свое дело, – упрямо повторил мальчишка и закатил рукава рубахи, выставляя напоказ покрытые ожогами до самых локтей руки. Айя в ужасе поднесла ладонь ко рту. – Если нужно будет опять руки в огонь засунуть, лишь бы вместе с отцом вазу сделать, я засуну, еще сто раз засуну! Только не наказывайте его, – попросил Сальтер. – Я хочу доказать папе, что из меня стеклодув выйдет не хуже, чем из других Омарицев. Пока он пальцами лепит форму, я научусь делать то же самое с помощью воздуха, вообще не прикасаясь к стеклу руками. И тогда, наконец, он будет мною гордиться. Обещаю.
* * *Айе сложно было оставить Сальтера и просто уйти, но мальчик убедил принцессу, что не нуждается в ее помощи. Дочь короля остановилась на улице, все еще размышляя над увиденным в мастерской. До встречи с Сальтером она думала, что только черное пламя можно посчитать проклятием, а не даром Владык. Но для мальчишки-стеклодува, окруженного лишь огненными магами, даже самый слабый дар пламени был бы предпочтительнее воздуха. Айя понимала, что Сальтер чувствовал себя чужим среди своих, отщепенцем, который никогда не будет принят как равный. Именно так ей описывал свое бессилие Джонас в те редкие моменты, когда у него не было сил храбриться.
Улицу давно пленила ночь – ясная и безветренная, тихая предвестница грядущих холодов. Во внутреннем дворе, кроме гостьи и ее охраны, не было ни души. Не горел свет и в соседних к Омарицам домах – трудолюбивые соседи уже поднялись во снах к волнам Вечного Океана. Даже кучер принцессы посапывал в воротник, а лошади склонили сонные головы до самой земли. Один Тео, казалось, совсем не устал – он рассматривал звездное небо над головой, да так внимательно, словно далекие огни между землей и Океаном вот-вот откроют ему дорогу к Санкти. Сейчас, в уединении тихой улицы, Долор выглядел тенью себя самого; настолько открытый и безопасный, что Айя не смогла молчать.
Принцесса сделала пару шагов к Тео, и водный маг оторвался от созерцания неба. В тишине двора при свете звезд ей казалось, что этот маленький клочок земли между ней и Глубиной оторван от целого мира, как страница, вырванная из книги. И они вместе с кусочком мощеной дороги где-то в другой реальности, где Айя желала вырвать из груди то самое перо души и протянуть его стоящему напротив человеку. В этой реальности поцелуй, случившийся часами ранее, уже не казался принцессе сумасбродным, отчаянным поступком. Пусть исчезнет эта страница из жизни; Айя не хотела жалеть о том, что сделала тогда и что сделает сейчас.
– Прошу, скажи мне, Тео, – принцесса втянула ртом воздух, как утопающий, на мгновение освободившийся из объятий воды, – если пройдет этот день, а за ним еще один; когда растворятся в течение лет сотни и тысячи дней, и каждый из них понемногу заберет твою ненависть ко мне и память о содеянном… Может ли настать тот день, когда не останется ничего? Когда ты посмотришь на меня и не увидишь больше убийцу и лгунью. Сможешь ли ты вновь рассмотреть во мне девочку, которая подглядывала за тобой в гончарной мастерской? Которая влюбилась в тебя без оглядки и которую ты тоже был готов полюбить?
Тео был безмолвен настолько долго, что Айе показалось, будто ее охранник на самом деле – высокая скала, о которую она бесконечно разбивается волнами. Что слова ее, как соленые брызги, не доберутся дальше подножья. Но они уже были произнесены, и принцесса ждала ответа, не жалея, что посмела ворошить прошлое.
– «Глубина – имя, которое я вверяю тебе вместе со своим обещанием. Верни его, когда потребуешь моей смерти», – сорвались с губ желанного человека знакомые слова, и Айя замерла. – Я ношу дареное тобою имя, чтобы помнить о том, на что имею право. У меня есть цель в жизни. Я не могу забыть. Но если бы смог… – Тео закрыл глаза, и призрачная, неосуществимая, как ему казалось ранее, идея на миг стала
