папоротника.
— Стада должны быть огромны, чтобы население такого большого города могло кормиться всю зиму.
— Вот! — воскликнул Мажик, многозначительно подняв палец, похожий на зингарскую колбаску. — Тайна сия велика! Дело в том, что, сколько бы мы ни потребляли мяса, дичи либо плодов древесных, меньше их не становится. Наши любомудры давно бьются над этой проблемой: от безделья, конечно. По мне, так никакой проблемы нет, всякий знает, что причиной тому Благотворная Сила, приходящая из Медного Павильона, а Силу ту оставили ямбаллахи. Она и свет нам дает, и тепло, и пищу. А вздумает кто покуситься на ругорумов — у нас и оружие найдется весьма сокрушительное…
При этих словах толстяк покосился через плечо на сыновей Таркиная, шедших в отдалении среди толпы ругорумов. Никто и не подумал разоружить братьев: у обоих на поясе висели по ножу и кривому мечу, за спиной Ярла прилажен был семизарядный арбалет Конна. Очевидно, ругорумы и впрямь всецело полагались на свое оружие, из коего рыцарь пока видел лишь металлические трубки — самострелы. Действовали они весьма впечатляюще: дабы продемонстрировать их убойную силу, Мажик приказал одному из стражников пристрелить косулю — с расстояния, на которое не способна была ударить и аркбаллиста. Стражник поднял трубку к плечу, дернул за выступавший снизу крючок — раздался оглушительный звук, словно лопнул барабан, и несчастное животное рухнуло, как подкошенное. Когда слуги принесли косулю, в шее ее обнаружился небольшой, в палец длиной, металлический стержень с заостренным концом.
Так что Мажик ничем не рисковал, идя рядом с осужденным, но отнюдь не безоружным рыцарем: вздумай Дагеклан хотя бы немного приподнять меч, и один из шести стражников, топавших шагах в десяти сзади, не колеблясь дернул бы крючок на своей трубке.
При всех этих обстоятельствах утверждение Мидгара о том, что изнеженные отступники не представляют серьезного препятствия для достижения ругами своих целей, кампанарий вынужден был оставить на совести Лисьего Хвоста. Рыцарь не сомневался, что в распоряжении ругорумов имелось и кое- что посерьезней трубок — самострелов.
Шагая по дорожкам удивительного сада, Дагеклан размышлял, правильно ли он поступил, согласившись помочь братьям проникнуть за Железные Двери. Мидгар был прав, говоря о том, что цели их совпадают: если они найдут, летучие корабли ямбаллахов, способные перенести туда, куда направит их полет ящерка — дух, хоронившийся сейчас в кожаной сумке старшего сына Таркиная между мечом и плетью небожителей, Железная Рука сможет прийти на помощь своему королю. Однако рыцарь сильно сомневался, что братья затеяли это опасное предприятие лишь для того, чтобы спасти Конна и Эльтиру, захваченных темным божеством. У них были свои цели, и рыцарь подозревал, что связаны они с наступлением времени… Где-то там, в глубине таинственного лабиринта, начинавшегося за Медными Порогами, таился источник древней Силы, и, овладев им, руги могли легко покорить всю страну Огнедышащих Гор, расправившись и с жителями Города, и со своими вечными соперниками куннами… Но в том ли заключаются их планы? Летучие челны (а это были именно челны, а не осколки рухнувшего некогда с небес корабля — так утверждал Мидгар) способны перенести ругов, куда они пожелают, в любую страну хайборийского мира…
Дагеклан содрогнулся, представив зеленый луч, бьющий из поднебесья по стенам Тарантии. Грохот рушащихся зданий, вопли погибающих, тщетные попытки отбить нападение из неуклюжих и маломощных метательных машин…
Вся сила, вся магия небожителей окажется в руках Мидгара и его соплеменников, безжалостных варваров, способных бросить цивилизованный мир к своим ногам. Пожалуй, лишь чародейские ордена, хранившие тайные знания Ахерона и еще более древних держав, могли бы противостоять подобному нападению, но король Конан давно разгромил эти зловещие сообщества колдунов. Ныне сии великие деяния могли обернуться против тех, кого киммериец стремился обезопасить от Сил Тьмы. Ибо с колдунами при определенных обстоятельствах можно было бы договориться, руги же, верные пророчествам, о коих постоянно упоминал Лисий Хвост, вырвутся в мир подобно неудержимому, все разрушающему вихрю…
Дагеклан крепче сжимал рукоять меча и клялся себе самыми страшными клятвами, что скорее погибнет, чем допустит подобное. Пусть братья доведут его до летучих челнов, а там посмотрим. Мидгару еще предстояло вернуть силу мечу Ареса, плеть ямбаллахов, как понял Железная Рука, не годилась для ближнего боя, а мечей и ножей ругов рыцарь не боялся.
Долг кампанария — спасать попавших в беду, и долг сей возрастал во сто крат, если опасность грозила королю, назвавшему рыцаря первым среди своих дружинников. Ради исполнения этого долга Железная Рука готов был рискнуть судьбами мира, ради спасения государя он совершил и гораздо худший проступок — обманул даму. Ну, если и не обманул, то ввел в заблуждение, отвечая за пиршественным столом на томно — призывные взгляды Наллы…
Рыцарь вспомнил соблазнительное видение, представшее его взору среди курящегося ароматного дыма в опочивальне, куда привела его девочка-рабыня. Что ж, мази ямбаллахов действовали отлично не только на лицо и руки Наллы — ее гибкое тело на черных простынях дышало свежестью и очарованием молодости. Тонкий палец манил его, золотистые глаза сияли в полумраке, суля наслаждение, вихрь наслаждения… Он чувствовал себя глупо, стоя посреди этой обители любви в меховой куртке и сапогах, и, дабы поскорее исполнить тягостный замысел, заговорил, волнуясь и запинаясь. Он сказал, что она прекрасна, и сотни рыцарей сочли бы за счастье, назвав ее дамой сердца, преломить свои копья в ее честь с сотней других рыцарей… Еще он сказал, что связан обетом целомудрия, ибо таков обычай кампанария, отправившегося в дальние страны, и не может дать ей то, что она заслуживает. В первом случае он говорил вполне искренне, во втором — скрепя сердце лукавил, ибо обет целомудрия давали лишь кампанарии, носившие на груди ладанку или платок возлюбленной, а возлюбленной у Дагеклана не было.
Налла тихо посмеивалась и все манила его тонким пальцем — темно-синяя краска поблескивала на длинном, чуть загнутом ногте, — посмеивалась и манила, словно не слыша, не понимая его слов. А когда поняла, села на черных простынях, прекрасная, как древняя статуя, свирепая, как дикая кошка, и стала выкрикивать слова обиды и ярости, желая уязвить побольнее: дохляк, коротконосый урод, кролик, сопливый мальчишка… Потом, захохотав, указала на меч, который он положил на эбеновый столик, войдя в опочивальню, и воскликнула: «Вот все большое и твердое, что ты имеешь! Убирайся с глаз моих, скопец!»
Рыцарь поклонился и, подхватив оружие, вернулся в залу, где кувыркались теперь между столов акробаты и какой-то голый человек ходил по канату, натянутому высоко между колонн. Раб в длинной коричневой рубахе омывал ноги Мажика в серебряном тазу, толстяк кряхтел и поеживался.
— Какие средства от ножных мозолей используются в ваших краях? — спросил он, когда рыцарь уселся на свое место.
План Мидгара сработал как нельзя лучше. Налла вскоре явилась разъяренной фурией и объявила во всеуслышание, что чужеземец, приглашенный в ее покои для рассказов о неведомых странах, коварно и низко покусился на ее женскую честь и достоинство. Мажика пришлось окатить водой, прежде чем он понял, о чем идет речь. Мокрый и все еще пьяный, он склонился к плечу Дагеклана и, сально поблескивая заплывшими глазками, шепнул: «Слаб супротив женушки оказался, а, друг любезный? То-то… Надо было меня предупредить, я бы на охоту уехал… Или в термы пошел, пока суть да дело. Глядишь, вы бы и сладили. А теперь придется тебя судить».
Суд состоялся скорый и нелепый, ибо судейщики были весьма пьяны и плохо понимали суть дела, а подсудимый сам желал сурового приговора.
Ругорумы казнили смертью только рабов. Рыцарь таковым не был, посему его надлежало отправить за Железную Дверь, откуда никто из сосланных еще не возвращался. Дверь могли открыть лишь два любомудра, знавших нужное заклинание, а противоположный выход (если он вообще имелся) стерег чудовищный Астарт. Считалось, что осужденный теоретически способен избегнуть его клыков, посему приговор не считался смертным, а именовался «ссылкой за Медные Пороги».
Ради этого приговора и вовлек Мидгар рыцаря в малопочтенную игру, вовлек, хорошо зная нрав своей матери.
Правда, Налла чуть было не расстроила планы ругов, заявив, что желает обратить дерзкого чужеземца в своего невольника, дабы научить его вежливости с помощью розог, смоченных в уксусе. Но тут Сервераты, слегка протрезвевшие после душа, устроенного прислужниками, в один голос заявили, что сие решение будет противоречить шестому параграфу статьи тридцать четвертой Уложения о наказаниях.
