– Надо же… я и забыл, что это все не взаправду.
– В этом весь смысл, – одобрительно кивает генерал Соколова. – Наша техника делает симуляцию максимально убедительной.
– Но почему же нам не дали добраться до шлюза? – ворчит Беккет. – Я был совсем близко…
Еще бы не близко, предатель.
– Я уже видела все, что мне нужно, – загадочно отвечает Соколова. – Все трое действовали правильно и показали хорошую реакцию, но кто-то все же был лучшим. Похоже, мы с тобой солидарны, Киб?
Робот отключается от пульта, поворачивается к нам.
– За успешное чтение машинного кода, управление реактивным двигателем и быстроту мышления победителем признана американка Наоми Ардалан.
Лицо Беккета становится каменным, Наоми краснеет еще сильнее. Я очень хотел выиграть, но так радуюсь за нее, что сам себе удивляюсь.
Вечером на раздаче в столовой темно и ничем вкусным не пахнет.
– К чему бы это? – спрашиваю я Ашера.
– Без понятия. Хоть бы ничего не сломалось, весь день мечтаю об ужине.
Как только мы садимся, на возвышение для преподавателей поднимается доктор Такуми.
– С этого дня ужинаем на полчаса позже, но собираемся здесь в обычное время, чтобы добавить в расписание еще один пункт. Речь идет о РСБ. – Эту аббревиатуру он произносит прямо-таки благоговейно. – Радиационностойкие бактерии – основная причина того, что вы все здесь сидите. Их открытие наконец-то позволило исследовать орбиту Юпитера, не подвергаясь смертельному облучению, но действие вакцины ограничено возрастными рамками, что побудило нас набрать новый состав астронавтов – и это вы. – Мой пульс учащается, когда взгляд доктора задерживается на мне. – Те, кто войдет в финальную шестерку, при входе в радиационный пояс будут ежедневно вводить себе РСБ. Вакцина защитит вас в полете и послужит щитом от крайне опасных лучей Европы, поэтому пропуск хотя бы одной дозы будет иметь катастрофические последствия. За ваш последний на Земле месяц мы должны проверить, как вы реагируете на экспериментальную сыворотку. Это означает, что каждый из вас будет получать на ночь инъекцию РСБ. В коридоре открыт медицинский пункт, к которому вы будете подходить перед ужином. Прошу командиров групп сопроводить туда своих финалистов.
– Интересное дело, – фыркает Ашер. Ему не по себе, как и мне. А вдруг у меня аллергия на эту вакцину? Творя про себя молитву, прихожу со всеми к белой стерильной комнатке, где сидит миниатюрная женщина с табличкой «Медсестра Уотсон» на белом халате.
– Ну, кто первый? – спрашивает она.
Никто не отзывается. Все, наоборот, норовят встать в конец очереди – не я один, значит, уколов боюсь. Ладно, лишнее очко заработать тоже не повредит. Поднимаю руку, вхожу, сажусь. Пока сестра набирает в шприц голубую светящуюся жидкость и готовит меня к уколу, я смотрю в сторону и встречаюсь глазами с Наоми.
Мы очень с ней сблизились после сегодняшней виртуальной игры – и еще она единственная, кто знает, как звали мою сестренку. В общем, мне легче, когда я на нее смотрю. Она улыбается, и я почти не чувствую, как игла входит в руку.
Потом она переводит взгляд на стеллаж с голубыми пробирками, и он поглощает ее внимание целиком. Интересно, что она такое углядела в этой вакцине?
Глава десятая
НАОМИПросыпаюсь от пронзительного крика: Саки бьется в судорогах у себя на кровати. Трясущимися пальцами нашариваю выключатель.
– Саки, проснись!
Она не реагирует. Подбегаю к ней. Лицо у Саки бледное, все в поту, открытые глаза закатились так, что видны одни белки. Я отшатываюсь – мне страшно.
– Нет… не уходите! – выкрикивает она, заливаясь слезами. Я не могу ее так оставить, но она бьется и вырывается, сражаясь с кем-то во сне. Ее крики раздирают мне душу, как ногти незажившую рану.
– Да проснись же! Проснись! – ору я ей в ухо и трясу ее что есть сил.
Это срабатывает. Она моргает, приходит в себя и тут же начинает рыдать – это Саки-то, всегда такая спокойная.
– Все хорошо, – шепчу я. – Это был просто сон.
– Нет, – выговаривает она сквозь слезы, тряся головой. – Я это каждый день наяву вспоминаю, но во сне ни разу так ясно не видела… во всех страшных подробностях.
– Что вспоминаешь? – Я боюсь услышать ответ. Сумею ли я ей помочь?
– Я видела, как погибли мои родные. Видела и ничего не смогла сделать.
Зажимаю рукой рот. Что тут скажешь.
– Цунами пришло внезапно. Я прибирала кухню за пьяным отчимом и видела в окно, как мама с братиком и сестренкой играют на пляже в мяч. Знала бы ты, о чем я в тот момент беспокоилась! Вот уеду учиться, думала, а они с ним останутся. Из-за этого и упустила секунду, чтобы спасти их.
Попросить Саки не рассказывать дальше? Но ей, кажется, легче от этого…
– Волна выглядела как стофутовой вышины кобра, готовая нанести удар. Когда я ее увидела, было поздно – она уже унесла в море моих и всех прочих, кто был на пляже. Я бросилась за ними. Отчим хотел меня удержать – ему-то смелости не хватило, – но я вырвалась. Прибегаю и вижу груды тел в воде, а перевернутые лодки бьют их и давят. Хотела бы забыть это и не могу… не могу.
– Мне так жаль. Так жаль. – Обнимаю ее и плачу сама. Все внутри сжимается, как представишь, что пережила Саки. Мы ужасались, глядя на это цунами в выпусках новостей, а назавтра о нем забыли. При глобальном потеплении катастрофы, не затрагивающие тебя напрямую, перестают ужасать.
Думая о Саки, Лео, Цзяне, я начинаю видеть миссию «Европа» несколько в другом свете. Может, это и правда выход, но слепая вера не для меня. Я слишком хорошо знаю, что может нас ждать на Европе.
– Что с тобой было потом? – спрашиваю я, вытирая глаза.
– Пришлось остаться с пьяной скотиной – я ведь несовершеннолетняя, и своих денег у меня нет. Думала, потерплю пару месяцев, а потом в университет уеду. Но универ тоже затопило, как выяснилось.
– Значит, тебе вот только теперь удалось выбраться?
– Да, и назад я не вернусь. Ни за что. Войду в финальную шестерку или умру.
– Я тебя понимаю.
Обессиленная Саки склоняет голову мне на плечо. Лоб у нее горячий.
– Тебе нехорошо, Саки?
– Что уж тут хорошего.
– Я к тому, что ты вся горишь. Надо позвать медсестру…
– Когда посплю, станет лучше. – Саки снова забирается под одеяло. – Не зови никого, ладно?
– Как скажешь. Давай хоть холодный компресс тебе сделаю.
Накидываю кофту поверх пижамы и хочу выйти, но у самой двери Саки окликает меня.
– Спасибо тебе. Ты настоящий друг, а я вот просто по-свински себя вела. Боялась, наверно, подружиться с соперницей.
– Ну что ты, я все понимаю. Можешь смело рассчитывать на меня.
Утром Саки встает все такая же бледная, и на руке у нее красная сыпь. Что делать-то?
– Саки, это серьезно. Пожалуйста, сходим к сестре.
– Нельзя, меня забракуют из-за болезни. Потерплю до вечера, может, само пройдет.
Не
