Кили просто молча кивнул в ответ, он боялся, что голос выдаст его. В конце концов он сказал:
- Я боюсь не за себя. Я не хочу, чтобы бедная Ауда страдала из-за меня.
- Думаю, ты понравишься ей, - сказал Двалин.
- Вот это-то и пугает меня больше всего! Я никогда не смогу дать ей того, что она хочет. Я не могу её любить.
Старший гном положил руку Кили на плечо.
- Парень, ты будешь обращаться с ней наилучшим образом. И помни, она знала, во что ввязывается, но всё равно приняла тебя. Так что перестань винить себя в том, чего не можешь изменить. Всё это не только твоя вина.
- Спасибо.
- А теперь, если только ты не питаешь особой привязанности к этому куску стены, почему бы тебе не пройтись со мной, пока ты окончательно не пустил здесь корни. Компания мне не помешает.
- Хорошо, Кили повернулся и пошёл рядом с крепким, излучающим спокойствие силуэтом своего родича.
***********
Прощаться с друзьями в каком-то смысле оказалось легче, чем Тауриэль ожидала. Она не чувствовала той резкой обречённости, как при прощании с Кили или же со своими друзьями из Дейла. Она могла надеяться, что со своими эльфийскими друзьями она почти наверняка встретится снова, но когда это случится, она пока сказать не могла.
Однако, с другой стороны, это всё-таки было трудно, потому что Тауриэль обнаружила, что сородичи не разделяют её уверенности в том, что они увидятся снова. По-видимому, они считали, что она просто ищет какой-то безрассудный способ расстаться с жизнью, или что, не найдя такого избавления, она будет блуждать, пока горе не овладеет ею, и она не истает от отчаяния.
Тауриэль поймала себя на том, что снова и снова пытается убедить других, что её отъезд не был актом отчаяния, что она искала жизни, а не смерти. Казалось, именно Леголас почти сразу понял её, но ей стоило большого труда убедить остальных, что за неё не нужно бояться. В результате в конце концов расставание приобрело обнадёживающие краски.
И сегодня, сидя с Морвен за чаем в уголке буфетной, примыкающей к главным дворцовым кухням, Тауриэль в очередной раз повторяла те же доводы, которые приводила уже много раз до этого. Когда-то ей было тяжело говорить обо всём, что Кили значил для неё, однако теперь, когда перед ней стояла задача оправдать в глазах других то, что они считали глупой злополучной любовью, эта правда давалась ей легко.
- Итак, ты твёрдо решила уехать, - заключила Морвен, как будто смирившись.
Тауриэль поставила чашку и внимательно посмотрела на подругу.
- Морвен, но я должна, - сказала она, - Только так я смогу сохранить то, что Кили дал мне.
Выражение лица Морвен было напряжённым, но Тауриэль сразу поняла, что другая женщина не понимает её.
- Ведь это он заставил меня понять, что моя собственная роль в этом мире не ограничивается окраинами нашего леса, - продолжила она, улыбаясь задумчиво и печально, - Мы говорили о том, что когда-нибудь будем путешествовать вместе; я хотела увидеть все те удивительные места, которые Кили описывал мне. И я не откажусь от этого желания, даже если он не сможет быть рядом со мной. Неужели ты не понимаешь: если я останусь, моя жизнь снова станет такой же, как и до встречи с ним, ничего не изменится. А я хочу забрать его с собой, поэтому я должна жить так, как благодаря ему хотела.
Лицо Морвен смягчилось.
- Кажется, я начинаю понимать, - произнесла она, - И возможно, всё так и есть. Нет, прости меня, - темноволосая эльфийка покачала головой, как будто не желая высказывать свою мысль.
- Ты собиралась сказать, что так будет лучше, что мне не придётся смотреть, как он умирает, - закончила за неё Тауриэль, - Я чувствую, что вы все хотите сказать мне это, - ей с трудом удавалось сдерживаться, чтобы её голос не звучал осуждающе.
Она была уверена, что по крайней мере Морвен имела в виду именно это.
- Я знаю, в твоём совете есть доля правды. И всё же я не могу избавиться от ощущения, что это звучит так по-детски, - Тауриэль смотрела на подругу прямо и открыто, - Если я люблю Кили, как смею я просить от него только того, что легко и удобно, а потом оставить его, чтобы защитить себя? Так не поступают из любви. И это не то, чего я хочу.
- Прости меня, Тауриэль. Я никогда не хотела сомневаться в твоей преданности ему, - тихо возразила Морвен.
- Я знаю, - сказала Тауриэль. Возможно, подруга и не совсем понимала её, но её сочувствие и привязанность были искренними, - Я хотела узнать о нём всё: через хорошее и плохое, жизнь и смерть. В нём так много жизни! Ты никогда не была так близка к смертному, ты не можешь знать. И может быть, не все смертные одинаковы, может это что-то в самом Кили, но…
Она помолчала, рассеянно обводя пальцем цветочный узор на фарфоровой чашке. Она до сих пор не знала, как выразить словами то, как огонь жизни, горящий в Кили, вызвал ответное пламя в ней самой.
- Я очень рада, что знала его, пусть даже так недолго. Он подарил мне такую радость. И я даже не могу желать избавления от своего горя, потому что оно тоже является частью любви к нему.
Морвен, явно расстроенная тем, что не может найти для подруги слов утешения, налила ещё чаю и расставила на тарелке перед ними ягодные тарталетки. Тауриэль поднесла чашку к губам, но пить не стала.
- Я бы хотела, - наконец заговорила Морвен, - Чтобы тебе не пришлось так страдать. Хотела бы, чтобы ты не потеряла его!
Она свела к переносице свои тёмные брови.
- Я боюсь не того, что не смогу жить без него, - заверила её Тауриэль, - Но иногда я думаю, смогу ли я когда-нибудь оправиться от того, что лишилась любой возможности жить с ним, - внезапные слёзы, хлынувшие из глаз, потекли по её щекам.
Коротким, резким движением она поставила нетронутый чай; чашка разбилась, и горячая, тёмная жидкость растеклась по столу, намочила буханку хлеба из семян и растопила горку масла. Но ни одна из эльфиек не обратила на беспорядок никакого внимания.
- Кили сказал, что собирается жениться, - продолжила Тауриэль, и в голосе её наконец появилась боль, - Я понимаю, почему он должен сделать это, и всё же сама эта мысль ненавистна мне! Какая-то женщина,
