[36] Имон де Валера (1882–1975) — один из ведущих политиков Ирландии в 1917–1973, автор ирландской Конституции, один из лидеров Ирландской борьбы за независимость. Возглавлял вооружённую борьбу за объединение Ирландии и националистов в Гражданской войне. Понимая, что влияние М. Коллинза на бойцов ИРА намного выше его собственного, предательски заманил последнего в засаду, где Коллинз и был убит. Также известен тем, что в мае 1945 года, будучи премьер-министром Ирландии, нанес визит в представительство Германии и выразил свои соболезнования в связи со смертью Гитлера.
Глава 8
Мы свободное гордое племя,
Мы боремся за каждый шаг,
Ружья за плечи и ногу в стремя,
Кто не с нами — тот и трус, и враг.
Н. Богословский, В. Лебедев-Кумач
Песня из к/ф «Остров сокровищ»
Жизнь провалившихся в прошлое окончательно вошла в нормальную и спокойную колею. Они много трудились, хорошо зарабатывали, привыкли к местной пище и все реже вспоминали о благах будущей цивилизации. Старшего Волкова повысили до исполняющего обязанности главного инженера, и у него завязался ни к чему не обязывающий роман со своей секретаршей. Младшего же окончательно утвердили в должности начальника смены, и следующей осенью он, не желая уезжать от отца, собирался поступить на рабочий факультет химико-технологического института заочно[1]. Ну, а что касается личной жизни, то тут беспокоиться было не о чем: Всеволод-младший пользовался у девушек таким оглушительным успехом, что «хвататься за дробовик» скорее следовало его отцу, а не родителям потенциальных невест.
Как и требовалось, отец и сын встали на воинский учет. Вообще-то, визит к военкому не предвещал никаких осложнений, разве что Волков-старший очень просил младшего не фигурять своими военными познаниями и армейским опытом. «Тебе только двадцать один, — пояснил он. — Здесь призыв как раз с этого возраста. Так что никак ты не мог армейской жизни хлебнуть». Всеволод-младший согласно кивнул и состроил физиономию, по его мнению соответствующую бестолковому допризывнику, который даже еще и духом бесплотным не стал. Отец хмыкнул, велел отпрыску пригнуться и отвесил ему легкий подзатыльник: «Не балуй».
Но все равно проблемы нашли Волковых. Младший проскочил легко: хотя программы ГТО еще не было[2], но активный осоавиахимовец[3], отличник боевой и физкультурной подготовки, чемпион города по освоению автомобиля, винтовки и пулемета стал желанным гостем тутаевского Военного комиссариата. Буквально через несколько минут призывник первого разряда Волков В.В. вышел к отцу и «обрадовал» его тем, что, невзирая на его не вполне пролетарское происхождение, в самое ближайшее время он окажется в рядах РККА.
— Пойдешь? — почесав нос, спросил старший Всеволод. — Или бронь от завода выбить?
— Да ладно, бать, — усмехнулся младший. — Ну, схожу еще раз. Наверняка сразу сержантом сделают…
— Не-а, — на сей раз усмехнулся отец. — Не сделают. Сержанты еще не скоро в Красной Армии появятся. А вот командиром отделения или помощником командира взвода — легко.
И оставив сына размышлять о странностях систем воинских званий в разные времена, он вошел в кабинет военкома. Вот тут-то и начались проблемы…
— Разрешите?
— Вы ко мне, товарищ?
— Так точ… Тьфу, то есть, да[4].
Военком встал и оглядел нового посетителя. Тот в свою очередь разглядывал хозяина кабинета, и вдруг улыбнулся.
— Что-то не так?
— Все так, товарищ военком. Просто, если бы я не знал совершенно точно, что братьев у меня нет — решил бы, что встретил блудного сына своего отца.
Тутаевский военком товарищ Карпухин оглядел себя, Волкова-старшего и рассмеялся. Оба — крепкие мужики чуть выше среднего роста, примерно сорока лет от роду, бритые наголо. Разве что один был в форменной гимнастерке, а второй — во френче. Но эта разница в глаза не бросалась, и могло показаться, будто военком смотрится в ростовое зеркало.
Отсмеявшись, Карпухин поинтересовался:
— Воевал?
— Воевал.
— Офицер?
— Прапорщик военного времени.
— Пехота?
— Артиллерия.
В Гражданскую Карпухин командовал батареей, побывал начартом бригады и даже дивизии. Военком окинул Волкова-старшего внимательным взглядом. «Артиллерист, говоришь? Проверим-ка тебя…»
— А ну-ка, товарищ, пошли со мной…
В соседнем помещении — широком и просторном зале, на столах у стен лежали с полдесятка винтовок, стоял пулемет Максима, а в центре привольно расположилась гаубица. Увидев это великолепие Волоков только присвистнул, а Карпухин, указав на орудие, тоном гостеприимного хозяина произнес:
— Прошу.
— В смысле? — растерялся Всеволод Николаевич. — Мне что — стрелять?
Положим, широкое одноэтажное здание военного комиссариата с легкой крышей могло послужить неплохим укрытием для гаубицы, но стрелять в городе — это, все-таки, чересчур…
— Без пальбы, пожалуй, обойдемся, — усмехнулся военком. — Мы с тобой так поступим: я тебе вводные выдам, ты — действуй. А я погляжу.
Волков-старший подошел к орудию, положил руки на маховички наводки, попробовал, повернулся к Карпухину:
— Позиция открытая, закрытая?
— А что?
— Если закрытая — буссоль давай.
Военком хмыкнул:
— Уже неплохо. С буссолью работать, значит, можешь? Добре. Буссоль у тебя сорок четыре. Вон там, — рука указала на пятиглавый четырёхстолпный двухъярусный Вознесенский собор в окне, — вражеская батарея. Две трехдюймовки нашим шрапнелью вздохнуть не дают. Действуй.
Волков почесал нос. «Карту бы, да артиллерийский круг, — подумал он. — Ладно, обойдемся и так…» Повернулся к военкому:
— Будешь передовым наблюдательным работать. Ну-с, приступим… — Он приосанился, расправил плечи, — По вражеским орудиям. Гранатой. Взрыватель осколочный. Заряд пятый. Буссоль сорок четыре. Уровень, — он поднял руку, прикидывая высоту собора, — тридцать пять. Прицел пятьдесят четыре. Первому, один снаряд — огонь!
Карпухин кивнул головой:
— Влево один — ноль-ноль.
— Принято. Правее ноль-семьдесят. Огонь!
— Недолет!
— Прицел шестьдесят. Огонь!
— Вилка!
— Прицел пятьдесят восемь. Огонь!
— Перелет!
— Прицел пятьдесят шесть. Батареей огонь!
— Очередь. Второе ближе.
— Батарея, свести ко второму! Огонь!
— Недолет!
— Прицел пятьдесят семь! Три снаряда, беглый огонь!
Карпухин усмехнулся:
— Лихо ты, товарищ Волков. Считай, пушечки у них накрылись. Ты где в Гражданскую-то воевал?
Всеволод Николаевич замер. «Вот же, дурень старый, — вихрем пронеслось в голове. — Расхвастался, хвост распустил. Ну, и что теперь отвечать? Сейчас ляпнешь чего, а этот Карпухин и скажет: я, мол, тоже там был. Начнет товарищей вспоминать, вот и влипну я по самую маковку. И будешь потом в ГПУ объясняться… А если сказать, что за белых был? Тоже хреново: спросит, в каком лагере сидел? И что отвечать? Постой-ка… А если?..»
Волков опустил голову:
— Видишь, товарищ… Тут такое дело… У Махно я был… Нет, потом сам ушел. Надоел мне этот бандюган…
— У Махно? — удивился Карпухин. — А разве у махновцев гаубицы были?
«Твою мать! И тут прокол!»
— Слушай, товарищ дорогой, — военком уставился на старшего Всеволода тяжелым, давящим взглядом. — Ты мне давай, не финти тут. Артиллерист ты, ясное дело, важный. С белыми не вязался — партстаж я твой видел. Прапорщик
