«Выкуси, урод».
Служащие тоже разбегались, и остальные тела Гештальта потерялись в толпе. Но только до тех пор, пока Алрич не пустился невероятным образом через весь зал, сбивая людей, словно кегли. При этом слон зацепил одного брата за плечо, рванул вверх, крутанул и со страшной силой стукнул о пол. Второй близнец споткнулся о мертвого секретаря, но все же сумел добраться до двери. И исчез вместе с Элизой, а служащие-изменники – те немногие, кого не сразил Алрич, – заблокировали проход, не дав никому погнаться за бежавшей ладьей.
Мифани, воздействовав на ноги служащих, оттеснила их в сторону, и Алрич сумел выглянуть из-за двери.
– Они ушли, – сообщил он сухо.
– Черт! – выругалась Мифани, осев на землю. И тяжело вздохнув, спросила: – Кто-нибудь может снять с меня этого чувака?
– В общем, слон Моралес вернулась в Майами, она в безопасности, – сообщила Шонте, складывая свой мобильный. – Начальство говорит мне завтра улетать в Штаты и доложить о решениях, которые вы примете сегодня. – Она опустилась на диван рядом с Мифани и сбросила с ног туфли. К ним тактично приблизился официант. – Я буду джин-мул, – сказала американка. Официант любезно поклонился и перевел взгляд на Мифани.
– Да, я тоже, – проговорила Мифани, стараясь не замечать доктора, хлопотавшего над ее лодыжками.
Сразу после того, как наступил хаос, она задумалась, не следует ли отправить глав Шахов в безопасное укрытие. Не стоит ли доложить премьер-министру? Но Фарриер отмела ее предложения («до тех пор, пока мы не решим, что именно говорить») и вместо этого все перебрались в соседнюю приемную, похожую на бальный зал, но отличавшуюся отсутствием крови и трупов. Сейчас в этой комнате находилось десять человек из числа участников ужина и четыре врача, которые теперь за ними ухаживали.
В бою выжило всего трое верных служащих. Ингрид и одна из секретарей Габбинса мялись у стены, отказываясь от многократных предложений разных членов Правления присесть. Леди Фарриер сидела рядом с телохранителем Уоттлмена, высоким рыжеволосым мужчиной, и у обоих был синяк под глазом. В руках они держали одинаковые коктейли и выглядели одинаково недовольными.
– Просто не могу поверить, что на официальном мероприятии Шахов погибло больше двадцати пяти человек! – кипел Уоттлмен. Старик справился с ранением в голову и теперь словно был раздражен тем, что остальные не сделали того же. – Такой бойни на территории Шахов не случалось со времен… времен… – Он посмотрел на Мифани, ожидая подсказки.
«Я тут что, еще и за историка?» – подумала она гневно.
Она покопалась в памяти, пытаясь найти какую-нибудь подходящую информацию, но ничего на ум не пришло.
– Очень давно, сэр, – твердо ответила она.
– Именно! – воскликнул он. – Очень давно! И это в то время, когда мы принимали таких уважаемых гостей!
Мифани поразилась тому, что его сердило не столько покушение на членов Правления, сколько то, что Гештальт и его люди повели себя неподобающе во время фуршета. Еще и перед американцами.
– Да, они оказались удивительно безразличны к соблюдению законов гостеприимства и этого королевства, – проговорил Экхарт презрительно. Во время боя Мифани видела, как он схватил металлический поднос с напитками, расплавил его в руках и слепил кинжал, а теперь он проворно вставлял кусочки металла в наручи у себя на запястьях. – Как-никак, Томас поэтому и обвинила Гештальта в измене.
– Да, – тихо подтвердил слон Грантчестер с мягкого дивана. Попивая мартини, в своем помятом смокинге он выглядел зловеще спокойным. – Это, кстати, интересное замечание, и здесь мы должны следовать протоколу. Ладья Томас, какие у вас были основания для обвинения?
– Мои основания? – недоверчивым эхом отозвалась Мифани. – Вы что, думаете, я обвинила невиновного? И что этот невиновный поднял стихийный мятеж посреди коктейльного часа? С оружием, которое у них всех вдруг оказалось под рукой? Да, у меня есть доказательство измены Гештальта, но если мы так хотим придерживаться протокола, я что-то не припомню традиции, по которой глава организации ест закуски, пока я выступаю с докладом. – Закончив свою речь, она поняла, что успела перейти на крик и все теперь пялились на нее.
– Похоже, у ладьи Томас отросли зубы, пока она была в этом платье, – сухо заметил слон Алрич.
– Или в том, что от него осталось, – чопорно заметила Фарриер. – Тем не менее они оба говорят правильные вещи. Ладья Томас, вы не на суде. Но все же нам всем хотелось бы знать, что именно вытворил Гештальт, кроме того, что завербовал моих секретарей и унизил нас перед гостями.
– И убил члена Правления, – добавил Экхарт. – Или вы забыли, что мой товарищ-конь лежит в соседней комнате мертвый? – Все на время замолчали, подумав об избитом теле Габбинса, которое пока просто накрыли окровавленной скатертью.
Мифани пришлось думать быстро. Ей нужно было дать им хоть какую-то сводку, но рискнуть поделиться определенными фактами она просто не могла. Поэтому просто пересказала все, что произошло в Бате, упомянув и о нападении на нее саму неделей ранее, после которого у нее остались фингалы. Точно утверждать, что эти два события связаны, она не могла, но это в самом деле выглядело подозрительно.
Также она намеренно избежала любых упоминаний о своей потере памяти.
– И ты думаешь, это был Гештальт? – воскликнул Уоттлмен. – Члены моего Правления пытаются убить друг друга?
– Причем успешно, – горько указал Алрич. – Габбинс мертв, и почти все служащие в той комнате либо убиты, либо оказались изменниками. Либо и то, и другое.
Слон печально глядел на свою изорванную одежду, но даже не позаботился смыть запекшуюся на коже кровь. И еще отказался от выпивки.
– Да! Как насчет этого? – сказала Фарриер. – Я крайне обеспокоена тем, сколько служащих проявили такое сильное желание меня убить. Боже, найдись такой хотя бы один – это уже было бы тревожно. Но столько! Может, оставшихся служащих нужно отсюда вывести?
– Леди Фарриер, тот факт, что эти люди проявили готовность пожертвовать собой, чтобы защитить нас, должен служить свидетельством их преданности, – с нажимом проговорила Мифани. Она никому не позволила бы разлучить себя с Ингрид. Они обе нашли Энтони лежащим лицом вниз, погибшим от двух с лишним десятков ножевых ранений, с той же нелепой фиолетовой шотландкой, почти дочерна пропитанной собственной кровью. Тогда Мифани и Ингрид вместе поплакали, а потом, держась за руки, перебрались в соседнюю комнату.
– Пожалуй, – согласилась Фарриер неуверенно. – Их ведь обыскали на предмет оружия, верно?
– Сейчас бесполезно обыскивать, – сказал Алрич. – К тому же, некоторые прячут оружие внутри себя. Я
