Хирка уселась на стул у ложа. Эйрик был красным и потным. Одеяло приклеилось к его животу. Кто-то наложил повязку наискосок через его волосатую грудь и одно плечо. Нож прошёл над сердцем между рёбрами. Рана плохо пахла, очень плохо.
Внезапно в комнате наступила тишина. Эйрик перестал храпеть. Хирка склонилась над ложем и испуганно посмотрела на него.
Во имя Всевидящего, не умирай!
Веко поднялось, и на неё уставился круглый глаз. Хирка откинулась обратно на стул.
– Она ушла? – голос Эйрика был необычно тихим. Хирка огляделась по сторонам, но кроме неё в комнате никого не было.
– Кто?
– Уннгонна. – Он попробовал приподняться на локте, но оставил попытку, зарычав от боли. Повязка из белой стала жёлто-зелёной. Хирка сжала челюсти. Он лежал, но продолжал говорить, тяжело дыша. – Она хочет меня убить! Моет и меняет повязку и не даёт несчастному пить!
Он в надежде уставился на пивную кружку на столе у очага. Хирка поднялась и наполнила кружку стоявшим на столе пивом. Он выпил всё до дна, уронил кружку на одеяло и испустил вздох удовольствия. Хирка заново наполнила кружку и опустилась на стул. В хорошем пиве много питательных веществ, и оно ослабит его боль. Но не её. Она беспокойно ёрзала на стуле. Стул был неудобным. Потом Хирка раскрыла рот, чтобы начать рассказ, но Эйрик опередил её:
– Слышал, его не поймали.
Она покачала головой:
– Нет. Он исчез за выступом скалы.
– Что поделать. Он же Колкагга.
Хирка кивнула. Она начала понимать, что это означает.
– Эйрик… – Хирка сглотнула. – Мне здесь было хорошо.
Она собиралась сказать совсем не это, но смогла сказать только так. Эйрик хохотнул, но остановился и схватился за грудь.
– Конечно, – он говорил безо всякого высокомерия. – Ты же в Равнхове.
Хирка начала понимать, что это означает. Но она больше не могла ходить вокруг да около.
– Эйрик, я поступила с вами несправедливо! Я подслушивала собрание! Мне было нечего там делать, но… – она продолжала, пока у неё не кончилось мужество. – Я не та, кто ты думаешь. И по моей вине сюда явились Колкагги. По моей вине ты… ты лежишь здесь.
Последние слова были просто хриплым шёпотом.
Эйрик вытянул руку в её сторону, так что кружка ткнулась в её колено. Он снова посмотрел на пиво. Хирка наполнила кружку в третий раз, подала ему и села, чтобы продолжить свою речь.
– Чушь собачья! Вздор от начала до конца, – прогрохотал великан над кружкой пива. Его голос обрёл частицу прежней силы. – Ты спасла мне жизнь, девочка! Колкагги не промахиваются. Если бы ты не закричала, нож вонзился бы мне в горло.
Ему приходилось делать паузы между словами.
– Они впервые послали Колкаггу. Это значит, они в отчаянии!
Он сделал ещё один глоток и тихо рассмеялся, так что пена налипла вокруг губ.
– Впервые?
Эйрик попытался повернуться к ней. Он ругался через сжатые зубы, и Хирка поднялась, чтобы ему помочь. Она схватила кружку и поставила её на пол. Он взял её за руку, и ей пришлось присесть на корточки у его ложа. Его седые взлохмаченные волосы прилипли к лицу, глаза сверкали. Хирка знала, что, если он хочет выжить, ему потребуется помощь.
– Тебе давали золотые колокольчики? – конечно, вопрос был глупым. Она полагала, что его приближённые сделали всё, что возможно. Эйрик фыркнул:
– Попробовали бы только! Послушай меня, девочка…
Хирка широко раскрыла глаза.
– Ты не принимаешь лекарства?
Эйрик подтащил её ближе. Она почувствовала, как запах пива смешивается с вонью от раны.
– Я знаю, в тебе есть Поток. Рамойя сказала, что есть! Она обещала мне, что есть.
Начался бред. Всё хуже, чем она боялась.
– Хирка, я знаю! Ты могла бы противостоять Маннфалле!
Она вздрогнула, когда он назвал её по имени. Значит, несмотря на бред, он понимает, с кем говорит. Она потянула руку к себе. Туман, в котором она жила, начал рассеиваться. Кусочки мозаики спешили сложиться. Смятение. А потом прозрение.
Слова Рамойи у статуи божества. Она сказала… Они думали… Они думали, что Хирка сбежала с Ритуала, потому что она – сильный слиятель, но хотела скрыть свои способности от Совета. Что она может сливаться с Потоком, как имлинги голубой крови! Что она была так сильна, что об этом говорили вороны. Как в сказках. Тепло покинуло её тело. А Эйрик… Он думал, она сможет помочь ему превратить Равнхов в крепость, не повинующуюся Маннфалле.
Хирка рассмеялась. У неё началась истерика. Они всё перевернули с ног на голову. Она до смерти боялась, что имлинги учуют в ней гниль. Поймут, что она слепа к земле. Что она вообще не способна сливаться с Потоком! А они думали, что она фантастический слиятель, оружие в войне, которая сделает Тейна королём.
Эйрик снова схватил её за руку.
– Ты не повинуешься Маннфалле, так?
Его голос стал иным. Это был не вопрос и не приказ. Это была мольба. Мужчина, лежавший на ложе перед ней, не был хёвдингом, который боится смерти. Он был отцом, который страшится за жизнь своего сына. Опасается того, что случится, если он не выживет.
– Да, Эйрик, я не повинуюсь Маннфалле.
Ветер на улице крепчал. На лице хёвдинга появилась улыбка, в глазах – облегчение.
– Ты останешься у нас, Хирка.
Хирка знала, что ей надлежит сделать. Это знание было чётким, как контуры Пика Волка ранним утром. Впервые на её памяти она была уверена в том, что от неё требуется. Другого способа нет. Она стоила слишком дорого. Отец лежит в Шлокне ради неё. Эйрик находится на грани между жизнью и смертью ради неё. Ример обещал ей помочь, а она обещала ему приехать. Этого достаточно. Тейн заставил её вспомнить, затосковать по Потоку, по белым волосам, по словно высеченным из камня губам, по руке Римера, которая обнимает её за плечи, и по его последним словам, обращённым к ней.
И пожалуйста, будь там, где должна, когда настанет время.
Она должна поехать в Маннфаллу. На Ритуал.
– Нет. Я не могу остаться. Не сейчас. Я вернусь, Эйрик. Но тебе придётся заплатить за это.
Она слышала слова, но они не принадлежали ей. Она как шут нацепила на себя маску. Но Эйрик был имлингом практичным. Он знал, что у большинства вещей есть своя цена.
– Что тебе нужно?
Он закрыл глаза, возможно, из страха, что она попросит такое, чего он не сможет ей дать. Когда он лежал вот так, его лицо напоминало лицо отца. Расслабленность, наступающая перед смертью. Хирка сжала зубы. Как верно то, что она слепа к земле, так верно и то, что Тейн не потеряет своего отца в Шлокне. Не в этот раз.
Она взвешивала собственные слова.
– Я вернусь и сделаю всё, что в моих силах… для Равнхова. Но только если ты сделаешь всё, что в твоих силах,
