– Да, мы учили их.
Бо́льшую часть знаний Хирка получила от отца. Она никогда не ходила в обычную школу. А теперь ей приходилось осваивать всё самой. И выживать самой. Но получит ли она помощь в тот момент, когда больше всего будет в ней нуждаться? Придёт ли он на Ритуал? Здесь ли он сейчас? Скрывается ли Ример за одним из окон там, в вышине?
Стражи патрулировали дорогу, ведущую к неприступному зданию. Никто не подойдёт слишком близко. То, что находилось внутри, было ценным, чистым. Священным. Это дворец Ан-Эльдеринов.
Зачем ему помогать Хирке? Зачем имлингу, который живёт вот так, вообще думать о ком-то вроде неё? Хирка почувствовала ком в горле. В Эльверуа все были более или менее одинаковыми. Кто-то владел бо́льшим, чем другие, но все жили в маленьком посёлке. Все дети играли вместе, несмотря на то что Илюме сделала всё, что могла, чтобы не подпускать к ним Римера. Здесь же всё по-другому. То, что она видела перед собой, было не домом. Дворцом. Из сказки. Из легенды. Никто из выросших здесь не играл с детьми за Стеной. Возможно, они встречались с отпрысками купцов, но едва ли с тощими ребятишками с речного берега или с маленькими воришками, обитавшими на крышах. Встречались ли они когда-нибудь друг с другом?
Хирка сомневалась. Внезапно ей стало понятно стремление имлингов оказаться в Маннфалле. Возможно, ими двигала не алчность. Возможно, речь шла о возможности оказаться за Стеной. Они хотели, чтобы их дети находились в безопасном месте. Тогда им не придётся воровать и жить на гнилой крыше у реки.
Хирка никогда не мечтала попасть в Эйсвальдр. Школы Совета не имели для неё значения, ведь у неё не было ни связи с Потоком, ни малейшего шанса быть избранной или получить какое-нибудь место в этом городе. Но там, где она находилась раньше, у неё было всё необходимое. Вплоть до того дня, когда уехал Ример. Когда он вернулся сюда.
Она вспомнила, как друг стоял у Аллдьюпы. Возвратился через три года отсутствия только для того, чтобы забрать Илюме. Воин, страж. С мечом и волевым подбородком. Взрослый имлинг. Настолько красивый, что Хирка разозлилась. Пришла в ярость от его возвращения. От того, что он перерос её. От Ритуала и всего, что он представлял собой. Расстояние между ними было больше, чем Аллдьюпа, и теперь снова увеличилось.
Хирка смотрела на дворец, который преступно возвышался над ней. Ей хотелось свернуться клубочком. Казалось, грудь разрывается.
– Пошли, девочка. Куриный суп сам себя не сварит.
Девочка-лекарь
Шлабба – полный идиот! Он ни в чём не в состоянии разглядеть ни пользы, ни даже крупицы информации. Урд уселся в карету и захлопнул за собой дверцу с такой силой, что петли затрещали.
– На Речную площадь! – прокричал он кучеру и не узнал собственный голос, который прозвучал глухо и сухо.
В тот же миг карета тронулась с места. Урд раскрыл кожаный кошель и достал флакон. Прозрачная невыразительная ёмкость содержала эликсир от так называемых лучших лекарей Совета. Лекарство от резей в горле. Урд фыркнул. Знали бы они, с чем имеют дело. От его проблемы средства у них нет.
Правда, самый храбрый из лекарей попросил разрешения обследовать его, но Урд схватил его ладонь ещё до того, как она приблизилась к закрытому воротником горлу. Но это лучше, чем ничего. Он взял то, что мог получить.
Урд опустошил флакон. Сладковатая мята смешалась с постоянным привкусом гнилого мяса. Снадобье приглушило боль, он откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Карета продвигалась вперёд. Снаружи доносились голоса торговцев и покупателей, ржание лошадей.
Шлабба…
Толстый купец не догадывался о ценности произнесённых им слов. Он рассказал свою историю, как забавный случай. Жена его сестры годами мучилась от острой головной боли, которые приходили и уходили, но иногда становились такими невыносимыми, что ей приходилось лежать в постели. Она испробовала все средства. Шлабба излил долгий поток смехотворных мер, принятых ею: от стояния на голове до диеты из одной травы. Как будто Урду было какое-то дело до наверняка выдуманной истории болезни этой женщины.
Но недавно она сходила к девчонке, которая умеет исцелять боль, и теперь пребывала в уверенности, что излечилась. Девочка только что прибыла в Маннфаллу, но, по словам Шлаббы, о ней уже говорили в самых лучших кругах.
Можно подумать, ты сумел бы опознать приличное общество, если бы находился в нём, подумал Урд. И вот тогда ничего не подозревающий Шлабба шокировал его.
– Её называют бесхвостой. Волчьей дочерью. И ещё девочкой с вороном, как я слышал.
– Имлинги доверчи… – Урд прервался на полуслове. – Бесхвостая?
– Бесхвостая! Говорят, волк отгрыз ей хвост, когда она была младенцем.
– Танцовщица? Из Урмуная?
– Нет, нет! Она прибыла с северо-востока, и у неё ничего нет за душой. И ещё говорят, волосы у неё красные, как кровь.
– Сколько ей лет? – Урд зевнул и сделал вид, что ответ не имеет большого значения.
– Говорят, достигла возраста Ритуала. Поэтому и приехала.
Шлабба продолжал утомлять его рассказами о собственных болезнях, с которыми он собирался обратиться к девчонке. Усталость. Больные ноги. И пищеварение не на высшем уровне. Урд почувствовал, как его верхняя губа поджимается от неприязни. Строго говоря, если бы пищеварение Шлаббы работало нормально, это было бы настоящим чудом.
Карету качало на булыжниках. Чем дальше от Эйсвальдра, тем хуже дороги. Урд вновь открыл глаза, отодвинул шторку и выглянул на улицу. Им предстояло проехать ещё немало.
Готовая к Ритуалу бесхвостая девочка. И она настолько отличалась от других, что стала темой сплетен в городе. Урд ощутил дрожь во всём теле. Смесь восторга и злости. Восторга, потому что ему представилась возможность обезвредить помеху до того, как она привлечёт к себе внимание Совета. Злости, потому что это на самом деле могла быть она. Шансы невероятно малы. Использованный ребёнок умер. Должен был умереть. Конечно, он замёрз до смерти в горах у слепых до того, как кто-нибудь мог обнаружить его. Во всяком случае, здесь его нет. В этом Голос его заверил: его не могло быть здесь.
Урд беспокойно заёрзал на сиденье. Он боролся с ощущением, что где-то концы не сходятся с концами, что существуют неподконтрольные ему вещи. Когда-то он сам был молодым, только что прошедшим через Ритуал мальчишкой и не ведал, что творит. Наказание он несёт до сих пор, и Урд начинал подозревать, что ему будет ещё хуже. Намного хуже.
Они приближались к площади у реки, он хорошо слышал это: здесь, внизу, имлинги были очень шумными и хвастливыми. Торговцы громче кричали из своих лавок, на улицах собаки заливались лаем, а детям позволялось спокойно носиться по округе. Здесь
