Он говорил что-то очень важное о моем будущем. Запомнил я лишь то, что все его слова сотрутся у меня из памяти до определенного возраста, пока надо мной не будет совершен какой-то ритуал. Конечно, я ничего не понял. Проснулся в объятиях отца и матери и пересказал все то, что почувствовал и пережил под водой. Однако рассказ мой как громом поразил прислугу, всех этих темнокожих, и вскоре достиг ушей Магали. Адепты вуду прозвали меня «маленький воскресший бокор». Слуги начали меня бояться, и лишь немногие соглашались за мной ухаживать. До тех пор пока этим не занялась она сама. – Он кивнул на женщину, которая качала его у себя на руках. – Как раз в ту пору я проявил недюжинные способности к музыке. Мог сыграть на любом инструменте, не имея представления о том, как это делается. Магали утверждала, что дар перешел ко мне от защитных лоа, что жизнь человека начинается раньше физического зачатия, когда духовный мир решает, что должна родиться новая душа. Когда мои родители были в отъезде, Магали брала меня с собой на церемонии, которые ее отец проводил в самой глуши Нового Орлеана. Церемонии предназначались для избранных, во время них устраивались чудовищные обряды, хотя, должен признаться, меня они не пугали. Наоборот, я испытывал к ним почти болезненное притяжение и не нуждался в том, чтобы кто-то объяснял мне суть происходящего или называл имена лоа, которые выкрикивал жрец, потому что я всех их знал, сам не понимая, откуда.
Люсьен повернулся к Джиму и вновь положил руку ему на плечо. Видение задрожало и исчезло. Вместо него Джим увидел огромную сцену, Люсьена, играющего на скрипке, других музыкантов, набитый зрителями партер… А вот и красавица Беатрис в жемчужном ожерелье. Улыбки, звон бокалов. Люсьен, целующий Беатрис. И вдруг налетел ураган: изображения замелькали, словно кадры незнакомого фильма, и рассыпались в мелкую пыль.
– Не пугайся, – сказал Люсьен: они приближались к какому-то строению, напоминающему маленькую часовню посреди леса, заросшего высокими могучими деревьями. Над часовней виднелся большой деревянный крест.
– Где мы?
– В потайном месте. Здесь я умер. Точнее сказать, родился.
Люсьен толкнул высокую дверь, на которой красной краской были начертаны сотни таинственных символов. За дверью обнаружилась группа людей, их лица скрывали багровые капюшоны. В центре перистиля виднелся столб, соединявший пол и потолок. Люсьен встал возле него. Чуть поодаль Джим заметил Магали. Ему показалось, что лицо у нее испуганное. Какой-то старик крепко держал ее за руку.
– Что это за столб?
– Потеау, – ответил Люсьен. – Космическая ось. По нему восходят молитвы, а лоа спускаются на землю.
– Надо же…
– Когда я вернулся туда, где провел свою юность, боль, ненависть и отчаяние из-за утраты всей моей семьи не позволяли мне жить нормальной человеческой жизнью. Магали отвела меня к священнику-оунгану. На некоторое время я пустился во все тяжкие: игры, безумства, женщины, алкоголь. Мне хотелось забыться. Я перестал быть собой, но именно это было им нужно.
– Но зачем?
Люсьен тихонько засмеялся.
– Бокор… – прошептал он. – Никто не владеет этой силой, потому что она слишком могущественна и опасна. Люди считают, что посвященные мужчины и женщины – обычные колдуны, черные маги, которые за хорошую плату могут кого-нибудь извести. Ничего общего с реальностью это не имеет: у бокора особый путь, одна его рука вершит добро, другая – зло. Все прочее – легенды. Я был сосудом, где скапливались запретные силы. Оунган собрался подвергнуть меня инициации. Но вмешалась Магали. Она заявила, что это опасно, что я особенный. Но он ее не слушал.
Три дня и три ночи подряд я просидел в крошечной комнатушке без света, людей и пищи. Там не было даже воды. Мне запретили разговаривать. Комнатушка была такой тесной, что несколько раз мне казалось, что я умираю: я задыхался, мне было страшно. Но от страха тело становится более чувствительным, и силы, которые нас окружают, влияют на нас сильнее. Я был так напуган и подавлен, что машинально нашептывал заклинания, которые раньше не знал. Бессмысленные слова, которые слышал много лет назад и давным-давно забыл. Тут-то я и вспомнил перекресток дорог и того старика. Наконец меня выпустили. Вымазали в свиной крови и заплясали вокруг меня под звуки барабана и какие-то свои чертовы молитвы, от которых мне было еще хуже.
Неожиданно Джим почувствовал прилив беспокойства, будто бы тоже очутился среди этих мужчин и женщин. Кто-то принялся натирать все его тело кровью. Застучали барабаны, стоявший перед ним юный Люсьен закатил глаза и начал подергиваться в такт музыке.
– Я был их сосудом, – продолжил призрак. – Но в глубине души никто из этих мошенников не знал, что именно должно произойти. Они спрашивали меня, кто я, но в ответ меня лишь скручивали судороги и непереносимый жар обжигал все тело.
– Назови свое имя! – крикнул один из людей рядом с Джимом.
Обнаженный юный Люсьен стоял на коленях, его руки упирались в лужу крови, а голову скрывали тела танцующих. Видение было ужасно, но, несмотря ни на что, Люсьен с ними разговаривал.
– Я – Джаб.
Послышался шепот и учащенное дыхание. Присутствующие отскочили в сторону, а разодетый в красную тогу священник вытаращил глаза и задрожал.
– Бака, – крикнул Люсьен. – Бабко, Люсьен.
Магали оттолкнула чьи-то руки, которые пытались ее удержать, и ринулась к Люсьену. Опустившись на колени, подняла его с пола. Глаза Люсьена по-прежнему были белыми, а тело блестело от крови. Он был похож на ожившего мертвеца.
– Три лоа. Три демона жестокости. Это они приманили ко мне демонов. А может, те сами захотели в меня проникнуть. Ни в чьи планы это не входило. Я должен был пройти инициацию, стать бокором и самостоятельно избрать роль, которую буду играть в общине.
Люсьен засмеялся. Можно было подумать, что призраку доставляет удовольствие наблюдать за этой сценой. Однако в следующий миг юный Люсьен ухватил Магали за шею и принялся душить. Люди закричали. Отшвырнув Магали к каменной стене святилища, он неуклюже поднялся с пола и закрыл глаза. Открыв их вновь, он улыбнулся.
– Они должны были исправить свою ошибку. Покончить со мной. В противном случае я бы принес им неисчислимые бедствия. Да, это по-прежнему был я. Всего лишь я. Но теперь со мной были три лоа, способные разнести вдребезги весь их мирок, привычный уклад жизни, все то, что было им дорого.
– Они убили тебя? – спросил Джим, и в голосе его слышалась искренняя печаль.
Люсьен кивнул.
– Да, живым мне уйти не удалось. Маленький бокор – это было слишком для их убогих умишек. Они думали, что сумеют контролировать церемонию, как делали это более двухсот лет, но духи ведут
