– Ну, хорошо. Предположим, ты вернулся. Но какое все это имеет отношение к Пойнт-Спириту?
– Я давил этих людишек одного за другим. Ты не можешь себе представить, с каким наслаждением я всматривался в их лица, искаженные ужасом. И это я уничтожил Магали. Не смотри на меня так, Джим. Потерпи немного – и все поймешь. С каждой смертью слухи о возвращении Люсьена становились все более настойчивыми. Магали с нетерпением ждала, когда же я наконец явлюсь и к ней тоже. Она готовилась принять любую судьбу. Но я так и не пришел, и ожидание поглотило всю ее жизнь без остатка. Оно иссушило ее. Я наказал эту женщину за все то зло, которое она мне причинила, но сохранил ей жизнь ради ее же добра.
Образ святилища померк, и Джим оказался перед домом Виктора Берри и Мэри Энн.
– Мы, духи, обычно спим или дремлем. После той кровавой оргии я чувствовал себя опустошенным. Все, чего жаждала моя душа, – это укрыться в своем доме, в единственном убежище, где я был счастлив с женой. Я провел там много времени, лежа на полу. По крайней мере так мне казалось, я же не был человеком. То, что для меня два дня, для тебя – двадцать лет, Джим. Проснулся я лишь с появлением Виктора. Он был одним из моих потомков. Я-то думал, они извели весь мой род…
– Но у твоего брата были дети, он оставил после себя потомство, – напомнил Джим.
– Его отпрысков трудно было назвать полноценным потомством. Они умирали один за другим. В них не было ничего от моей породы. И даже от брата. – Люсьен пожал плечами и горделиво поднял голову. – Надо заметить, я ничего не помнил о событиях, связанных с этим городом. Знал только, что пребывание в Пойнт-Спирите наполняет меня покоем, что это мой дом. Родилась Элизабет. Некоторое время спустя – Пенни. В ней уже тогда гнездилась болезнь. Ее клетки были поражены. Я видел смерть в этой маленькой девочке, когда ей было всего несколько месяцев. Я знал, какая судьба ее ждет. Я снова страдал. Страдал, как раньше. Когда я склонился к ее колыбели, на меня нахлынула память о прошлом. Я впал в глубокий транс, забыв вовремя исчезнуть, и ее мать меня увидела. На секунду взгляд Мэри Энн пересекся с моим. Я увидел в ней сострадание, любовь и печаль. В ее девочках текла моя кровь. Их человеческая природа связывала меня с землей. Клянусь, больше всего на свете мне хотелось вылечить больные клетки, но они разрушали мою малышку. У меня не хватило сил. Я не сумел ее спасти!
– Она очень переживала из-за дочери, – сказал Джим.
– В то время она еще не знала, что дочь больна. Пенни была младенцем. Мэри Энн переживала из-за мужа и его измен, о которых молчала. Иногда потихоньку плакала. И однажды я вспомнил, как меня предали. Вспомнил лесопилку, мою жену, обесчещенную теми, кого я любил. И тогда я узнал нечто, что до сегодняшнего дня было тайной.
После этих слов он вновь схватил Джима за руку. В лицо им подул ветер. Видение рассыпалось, подернулось туманом. Они перенеслись в современную квартиру. На низеньком столике стояли бокалы для шампанского, из-за приоткрытой двери доносились возбужденные голоса.
– Только от тебя зависит, готов ли ты видеть то, что я собираюсь тебе показать. Предупреждаю: то, чему ты сейчас будешь свидетелем, изменит судьбу многих людей. Что скажешь?
Джим в растерянности моргнул.
– Нет… ты не имеешь права лишить меня этого знания…
– Я всего лишь предложил тебе выбор, – улыбнулся Люсьен. Он поднял руку, указывая пальцем на дверь, и проговорил: – Итак, сейчас мы узнаем правду.
И тогда Джим его увидел. Высокий, стройный человек со светло-каштановыми волосами и зелеными, как у Элизабет, глазами – стоя лицом к двери, он наливал себе в бокал шампанское и, наполовину обнаженный, разговаривал с лежавшей в постели женщиной, едва различимой среди простыней.
– Вот оно, предательство… – прошептал Люсьен ему на ухо.
В это мгновение человек обернулся. Это был Виктор Берри. Молодая женщина приподнялась, чтобы взять протянутый бокал. Джим едва сдержал возглас изумления.
– Не может быть.
Люсьен расхохотался.
– О, chéri… Конечно, не может. Тем не менее это так.
43
Он проснулся у себя в гостиной в девять вечера. Ему не удалось вспомнить, давал ли он кому-нибудь номер своего мобильного телефона. Что ж, вполне объяснимо, учитывая, в каком он был состоянии. Память возвращалась медленно. Итак, накануне вечером они на всякий случай обменялись телефонами. Он не помнил, как это случилось, не помнил и того, как переместился из кабинета в гостиную на первом этаже. Голова была совершенно пуста, воспоминания окутывал густой туман, который не спешил рассеиваться.
Джим в прямом смысле слова подполз к телефону, лежавшему на диване. Он не мог встать на ноги. Такое впечатление, что он бежал несколько часов подряд, и теперь мышцы отказывались подчиняться, какое бы усилие он ни прикладывал.
– Джим? – голос Алана напомнил Джиму про встречу с Люсьеном и время, которое он провел в отключке. Слишком много времени, неудивительно, что о нем начали беспокоиться.
– Да, Алан. Извини, я только что проснулся.
Повисла выразительная тишина.
– Ты нас до смерти перепугал, – наконец произнес Алан. – Я заходил к тебе, но мне никто не открыл. Мы думали, что-то случилось.
– Я скоро буду, – зевнул Джим. – Еще раз извини.
– Конечно, о чем речь. Кстати, мы сожгли все то барахло.
– Отлично. А кто сейчас дома?
Молчание.
– Все в сборе, Джим. А почему ты задал этот вопрос?
– Видишь ли, я получил от детектива кое-какую информацию, – начал Джим, сделав еще одну попытку встать. Он напоминал человека, которого подвергли электрошоку. – Но это еще не все…
«Нет, Джим… дальше не надо», – сказал он себе.
Уселся на диван и увидел в дверях Люсьена. Тот отрицательно помотал головой и посмотрел прямо ему в глаза спокойным и ясным взглядом.
– Послушай, – обратился Джим к Алану, – ты можешь сделать так, чтобы, когда я буду у вас, Элизабет и Дэнни не оказалось поблизости?
– Думаю… думаю, да. Я