Я пожала плечами, не спеша радоваться. К Омаканской равнине или к еще какой, но надеюсь, Каперс выведет нас из-под земли. Пусть клаустрофобией я не страдаю, но здесь чувствую себя на редкость некомфортно.
— А сколько по времени придется гулять по этим туннелям, чтобы выйти к равнине? — спросила я немного погодя, вытягивая ноги и упираясь спиной в неровную каменную стену.
Дыхание медленно восстанавливалось, сердцебиение замедлялось. И лишь дрожь в коленках выдавала, что у меня только что случился крупнейший адреналиновый выброс за последние три года. Бурлящее в крови возбуждение подталкивало к действиям. Хотелось бежать, смеяться, швыряться мелкими камнями в пустоту, пуститься с Капой в пляс. Воображение уже вовсю рисовало хранителя в балетной пачке и пуантах, вальсирующего по узким горным проходам.
Однако вместо этого я сидела и концентрировалась на дыхании, ведя привычный мысленный диалог с самой собой: «Это все стресс, Мандаринка, — уверенно вещала моя рациональная половина. — Ты просто уже забыла, что так бывает. Привыкла, что худшее, что может с тобой приключиться, — звонок от неадекватного клиента или закрытие любимого сериала. А стресс в небольших дозах даже полезен: он бодрит и раскрывает потенциал. Вон как шустро ты, оказывается, умеешь бегать по камням и скальным туннелям!»
«Хотя, — усомнилась обиженная на весь мир (Айгерос, разумеется) эмоциональная половина, — если бы не дурацкий тотализатор и один надоедливый капибар, нам бы не пришлось скакать аки горная коза, норовя свернуть шею…»
— Идти день, — отозвался Каперс и прищурился: — О чем думаешь?
— Мм?
— У тебя такой вид, словно ты собралась меня освежевать. Причем прям здесь и сейчас.
— Не говори чепухи, — отмахнулась я, по-прежнему слишком погруженная в мысли. — Без тебя мне отсюда не выбраться.
Он хмыкнул и качнул головой:
— Какая прямолинейность!
Я вздохнула, вынырнула из омута размышлений и перевела взгляд на капибара.
— А смысл врать? Если тебя это действительно волнует, о твоем убийстве я не думала. По крайней мере, последние полчаса.
— Ты самая странная участница тотализатора из всех, что мне доводилось видеть, — улыбнулся Каперс. — А видел я почти всех.
Последним предложением он угодил точно в центр моего любопытства. Меткий, зараза!
— Кстати, а какие это бега? Ну, по счету.
— Пятьсот двадцать четвертые.
— Какие?! — ошарашенно выдохнула я. — А… Но… И сколько же тебе тогда лет? — Собрать разбегающиеся мысли и сформулировать их хоть в какой-нибудь цельный вопрос удалось лишь с третьей попытки.
— Много, — ухмыльнулся хранитель. — Хочешь попытаться высчитать точный возраст?
Я помотала головой, потом осторожно уточнила:
— И несмотря на внушительное количество прожитых лет, ты ведешь себя так… э-э-э… так…
Вот как деликатно сказать «по-идиотски»?
— Как «так»?
Каперс выглядел на редкость довольным. Казалось, его забавляла моя растерянность.
— Как подросток, — наконец определилась я.
Он вновь хмыкнул.
— Думаешь, если я начну разговаривать на старом айгеросовском наречии, цитировать летописи и учить тебя жизни, будет лучше?
Я представила описанную Каперсом картину и передернула плечами. Ну уж нет! Такой дозы занудства я просто не вынесу!
— Вот и мне кажется, что это не самая удачная идея, — выдал он, продолжая потешаться надо мной. — К тому же для своего вида я еще далеко не стар и могу позволить себе любое поведение, которое не дает мне заскучать.
— Да у вас тут, походу, все просто повернулись на развлечении себя любимых, — буркнула я, вспоминая о причинах создания божественного тотализатора. Но тут же переключилась на новую деталь, царапнувшую мое любопытство: — А какого ты вида?
Каперс на секунду хитро прищурился, будто прикидывая что-то в уме, потом выдал:
— Как это «какого»? Хранительского!
— Ты бы еще сказал «капибарского», — хмыкнула я, качнув головой.
Глупо было ожидать, что навязанный мне чуждым миром спутник ответит прямо. Хранители никогда не лгут, но вот недоговаривать или умалчивать им никто не запрещает.
Глава 9
День в туннелях Райгеновскнх гор показался вечностью. До боли однообразной и удручающе-скучной вечностью: вокруг сплошь серый камень, а единственное рыжее пятно — попа капибара, виляющая впереди.
Поначалу я мысленно хихикала над забавной походкой хранителя; потом грустила, думая о Семицветике; затем ныла, жалуясь Каперсу на усталость и натертые ноги. Если говорить начистоту, с ногами все было в порядке, но в тот момент мне просто до безумия хотелось ныть. Такое со мной иногда случается — как правило, в моменты смертельной скуки.
К моему удивлению, Каперс выказал определенную дозу понимания и сочувствия. Хомячковую дозу, если выражаться точнее. Мне разрешили присесть, разуться и размять уставшие ступни. Правда, потом заставили топать с удвоенной скоростью, дабы нагнать упущенное время. Судя по всему, Каперс не сомневался, что за те пару минут, что его Капибарское величество разрешило мне передохнуть, я получила квалифицированный вьетнамский массаж стоп. Не меньше.
Еще какое-то время (часа полтора-два) я послушно шагала следом, не раскрывая рта. Потом моей выдержке пришел конец. Скука — самое ненавистное из всех состояний. После похмельного утра, разумеется.
Надеясь хоть как-то отвлечься, я пыталась играть с хранителем в города, однако, в силу разных миров игра не задалась: верить друг другу на слово, что названные поселения существуют, мы с Каперсом отказывались. Потом я решила снова потрясти его на тему айгеровской географии и народонаселения, но в этот раз хранитель оказался менее сговорчивым. Затем я начала зачитывать вслух стихи русских классиков. Правда, когда меня плавно снесло в Серебряный век, капибар принялся злобно коситься в мою сторону и выразительно морщиться. Видимо, Пастернак пришелся хранителю не по вкусу. Что ж, его право.
К вечеру — хотя понятие «вечер» очень относительно в отсутствие естественного освещения — я уже практически лезла на стенку. Однообразие обстановки, однообразие движения, однообразие недовольного фырканья Каперса…
— Ты как ребенок, — заметил он, когда в очередной попытке победить скуку я принялась напевать частушки бабок Ёжек из «Летучего корабля».
— Кто бы говорил, — буркнула хмуро и, не желая развивать эту тему, спросила: — Далеко еще до выхода?
— Не знаю. Надеюсь, что нет.
Я тяжело
