— Но вообще-то я кое-что хотел у тебя спросить, — начал Лени, и его выражение лица вдруг стало серьёзным, даже, пожалуй слишком.
— И что же? — на самом деле Ноэ не хотелось этого знать, холодок, пробежавший по спине говорил, что их ждёт не самый приятный разговор.
— Это об отце, — сказал Лени словно бы извиняясь, но Ноэ всё равно передёрнуло. — Когда ты видел его в последний раз?
— Тогда же, когда и ты, — не задумываясь ответил Ноэ.
— Не ври, — Лени с неожиданной строгостью посмотрел на него.
Ему очень захотелось по-детски ответить «не вру», но Лени смотрел слишком серьёзно, и Ноэ понимал, что так просто ему не отделаться. К тому же он действительно слишком много врал, пора бы начать говорить правду, какой бы ужасной она ни была.
***
Ноэ искал отца с упорством фанатика или маньяка. Бесконечный поиск временно подменил смысл жизни, да что там смысл, всё существование свелось к нему, сомкнулось до переплетения дорог и щемящего чувства в груди, возникающего разе что когда кого-то преследуешь. Ноэ искал отца днём и ночью, а как известно, если долго и упорно что-то ищешь, то однажды находишь.
Эта встреча произошла спустя несколько месяцев после начала поисков, хотя Ноэ тогда имел весьма смутное представление о времени. Это было где-то около Ведьминой топи. Это было ещё в те времена, когда Ведьмина топь была для него не домом, а лишь местом, таким же пустым, как все другие. Это было… так больно, что даже вспоминать почти нестерпимо.
Зима подошла к концу, уступив место холодной весне. Наледь всё ещё потрескивала под ногами, но холод уже не был таким колким и опасным. Ламберт стоял на иссушенной и потрескавшейся от недавних морозов почве и смотрел на Ноэ так, как точно не должен смотреть на сына отец. Ноэ сжимал в дрожащих руках меч и не знал, что ему теперь делать.
— Она умерла, ты понимаешь?! — кричал он срывающимся голосом, чувствуя, как воздух вокруг становиться горячее, а тьма подступает всё ближе. — Умерла из-за тебя, потому что тебя всё время не было рядом. Ты был нужен ей! Понимаешь?! Нужен! Но ты предпочёл исчезнуть, будто тебя это не касается!
Он ожидал, что Ламберт отреагирует хоть как-то, хотя бы изменится в лице. Ноэ хотелось отыскать в его глазах хотя бы призрак той боли, что он чувствовал сам. Но Ламберт смотрел холодно и спокойно, как подобает лучшему мечнику, но не отцу.
— Если ты пришёл только затем, чтобы сказать мне это — уйди с дороги и не мешайся у меня под ногами, Ноэ.
Дыхание перехватило, а тьма захлестнула сознание штормовой волной. Ноэ почувствовал себя утопающим, которого жестокое море со всей силы ударило о скалы. Он шёл ко дну.
— Тебе действительно на неё плевать? На всех нас? — Ноэ самому стало противно от той безнадёжности, которая сквозила в его голосе.
— Посмотри на себя, — вместо ответа сказал Ламберт. — Как думаешь, на кого ты сейчас похож?
Ноэ понятия не имел, на кого он сейчас похож, да ему и не было до этого никакого дела. Он чувствовал нестерпимый жар в груди и боль в спине, тогда ещё не зная, что это значит. Глаза его пылали огнём, а руки перестали дрожать — это было главным.
— Ты похож на один из кошмаров богини, ещё чуть-чуть и тьма сожрёт тебя, не оставив и следа. Не такого сына я ожидал вырастить, когда шёл на этот эксперимент.
Ламберт смотрел на него с пренебрежением и разочарованием, и чем дольше Ноэ чувствовал этот взгляд, тем слабее становилось то, что сдерживало в нём тьму.
— Какой эксперимент? О чём ты? — что-то непозволительно детское проскользнуло в голосе.
— Эксперимент по созданию таких, как ты. Идеального оружия. И ты, и твоя мать нужны были мне только для этого. Ты должен был послужить для достижения цели моего короля, но оказался слишком слаб, чтобы справиться с дарованной тебе силой.
— Ты просто использовал её? — на мгновенье тело Ноэ онемело, а взгляд стал пустым и стеклянным.
— Ты настолько глуп, что тебе нужно повторять дважды?
Голос Ламберта всегда был достаточно холоден, но сейчас Ноэ, несмотря на весь внутренний жар, пробрала дрожь, дошедшая до самого сердца. А потом внутри что-то сломалось. Ноэ вспомнил, как в детстве случайно опрокинул набор хрустальных бокалов. Сейчас этот хруст и звон разбивающегося хрусталя стояли у него в ушах. Только теперь Ноэ понял, что где-то глубоко в душе его жил ребёнок, который ещё верил, что отцу есть до них дело, что он вернётся, что всё ещё будет хорошо. Только что этот ребёнок умер.
— Я убью тебя, — это сказал не Ноэ, это прошипела тьма, захватившая его разум, вырвавшаяся наружу вместе с жалким подобием крыльев. — Уничтожу. Выжгу, так, что и пепла не останется!
Ламберт легко блокировал удары, которые хаотично обрушивались на него. Ноэ был слишком поглощён своим отчаяньем, чтобы хоть как-то продумывать стратегию боя. А Ламберт всё ещё оставался лучшим мечником, и стальное лезвие было почти что продолжением его руки. И он мог бы прикончить Ноэ, сыпавшего яростными, но бессмысленными атаками, но, видимо, решил, что это будет слишком просто.
Он оставил его, задыхающегося от боли и злости, лежать на мерзлой земле, не в силах подняться. Бросив на прощание лишь:
— Если тебя здесь не сожрут какие-нибудь твари, можешь попытаться меня убить, только постарайся ко времени нашей следующей встречи приручить тьму внутри себя. Не хочу вновь сражаться с марионеткой, которой управляет драконья кровь.
И Ламберт ушёл, а Ноэ остался лежать, разрываясь между желанием всадить меч отцу в грудь и сдохнуть прямо здесь от боли, отчаянья и ненависти к себе. Не вышло ни того, ни другого.
***
Элисия стояла у окна и смотрела на медленно клонящееся к закату солнце. Дни становились всё короче, а приближение зимы ощущалось всё сильнее. Серое тяжёлое небо и холодный дождь, словно добравшийся сюда из самой Ведьминой топи, стучавший сейчас по окнам. Но Элисия не чувствовала холода, она вообще не чувствовала ничего, кроме волнения за Аллена.
Её мысли — это замкнутый круг. Сначала она думает об Аллене, потом заставляет себя переключиться и думает о словах Лайта. Когда она думает о том, что сказал Лайт, то почти ощущает у себя на шее тонкую леску, что затягивается всё сильнее и сильнее. Когда давление несуществующей нити становится невыносимым, Элисия заставляет себя
