Задумавшись, клирик не сразу заметил, что волшебница уже проснулась и теперь внимательно смотрела на него. Пара тёмно-фиолетовых глаз глядела как-то слишком внимательно, словно изучала, подмечала что-то, ведомое только одной Элис. Он обернулся, почувствовав взгляд. Она улыбнулась, так искренне-радостно, как никто больше не умел. На душе Огами сразу стало теплее, даже солнце не грело так, как её улыбка.
— Доброе утро, — сказала Элис немного сонным голосом.
— Доброе, — ответил Огами. — Как себя чувствуешь?
Клирик знал, что Элисии до ужаса надоел этот вопрос, но он волновался, поэтому ждал ответа.
— Всё хорошо, не беспокойся, — на лице Элисии всё та же мягкая после сна улыбка.
Он знал, что Элис всегда отвечает так, даже если на самом деле плохо, даже если на самом деле больно. Иногда он ненавидел её за это, всегда он ненавидел за это себя. Но всё равно он будет продолжать спрашивать о её самочувствии, пытаясь по голосу, по глазам и жестам отличить правду от лжи.
— Не могу не беспокоится, — честно сказал Огами.
Он пытался, честно пытался перестать волноваться о ней. Перестать допрашивать после каждого боя о полученных ранах, перестать беспокоиться каждый раз, когда она уходит выполнять миссию, перестать думать о ней, перестать… Глупые попытки. Будто так просто перестать волноваться за близкого человека. Будто так просто перестать любить её! И он не мог перебороть в себе это чувство, за что тоже себя ненавидел.
Элис снова улыбнулась и тихо рассмеялась, погладив его по тёмным волосам. Огами приятно, но он этого не покажет. Всё, как всегда.
Ей лучше ничего не знать. Для кого лучше? Спросил сам у себя клирик. Для всех. Сам же себе ответил он.
— Меня ведь сегодня выписывают, — сообщила Элисия; будто он сам этого не знал. — Поможешь мне собрать вещи? — спросила она так, словно речь идёт о целой куче багажа, но ведь на самом деле вещей очень мало.
— Конечно, — ответил он так, словно умеет ей отказывать.
После трёхдневного заточения в госпитале прохладный воздух опьянял. Элис с наслаждением вздохнула полной грудью и радостно улыбнулась. Всё же бездействие убивало волшебницу.
Она знала, как прекрасен этот день, как ярко сегодня солнце, но не подозревала о том, как прекрасно сияют её глаза в свете этого солнца. Эту тайну знал только Огами, не собираясь никому раскрывать этот секрет.
Так же Элис знала, что уже сегодня состоится второй тур Королевской Битвы, и этот факт не мало беспокоил волшебницу. Она никогда не любила драки. Нет, не бои с монстрами — которые волшебница тоже не особо-то жаловала — а именно драки. «Дракой» она назвала второй тур, где сражались командами по 4 человека. Элисия с удовольствием бы не стала участвовать, предоставив место в команде рвавшимся в бой согильдийцам, но правила не позволяли. Согласно этим самым правилам, глава гильдии был обязан участвовать в каждом бое, за исключением тех случаев, если он небоеспособен. Элис была боеспособна, Элис была полна сил, Элис… не имела ни малейшего желания драться.
После того первого раунда она осознала всю бессмысленность этих боёв. Почему кто-то должен биться на арене? Почему кто-то должен умирать? Даже эти чудовища, здесь они не виноваты. Они всего лишь защищаются!
— Потому, что так устроен мир, — ответил Огами, уголки его губ приподнялись в какой-то извиняющейся улыбке, словно он просил у Элис прощения за весь мир.
Элисия опешила, она и сама не заметила, что произнесла последние слова вслух. Теперь она как-то растеряно смотрела на клирика, остановившись прямо по среди толпы.
— Не всегда удаётся поступать правильно для всех, — вздохнув продолжил фразу Огами, — тот, кто является героем для одних, самый ужасный враг для других.
— Не хочу так, — возразила Элисия как-то по-детски, но глаза её смотрели теперь в противовес сказанному очень серьёзно. — Я хочу быть героем для всех.
***
Ловко прыгая с крыши на крышу, Куруми отыскивала самое удобное для себя место. Сегодня Элис должны были выписать из госпиталя. К сожалению, медперсонал с большим недовольством относился к групповым посещениям больных, поэтому общим решением было принято, что Элис пойдёт забирать Огами. Остальные должны были ждать в выделенной им гостинице.
Куруми не спалось с самого утра. Она проснулась до рассвета и больше не могла уснуть. толком не знала, связанно ли это со скорым возвращением подруги или же с тем вопросом, который тревожил её ещё с момента проведения первого тура. Очередной ловкий прыжок на крышу. Ей всегда нравилось передвигаться именно так — свободно, а не толкаться в толпе внизу. К тому же, оказалось, что на крышах тоже могут поджидать удивительные неожиданности. Одной из таких неожиданностей оказалась крыша, на которой стояли стол и несколько стульев. Плоская крыша была обнесена небольшой оградой, а на образовавшейся площадке уютно примостилось место для летних застолий. Подивившись изобретательности хозяина дома, Куруми села на один из стульев, облокотившись на стол. Изумрудные глаза задумчиво смотрели в небо.
«До этого тут убили уже четверых тёмных эльфов, и, знаешь, на их месте мог быть я»
Эта фраза, сказанная Элрионом, никак не выходила из головы эльфийки. Тёмный эльф смотрел, как на арене убивают его сородичей и ничего не сделал.
«Как вообще так можно?! — гневно подумала эльфийка. — С таким равнодушием относиться к тому, что убивают твоих сородичей!»
Куруми ударила рукой по столу, давая выход накопившимся негодованию и гневу.
«Бесчувственный монстр! — ладонь, лежавшая на столе, сжалась в кулак. — Именно, монстры — так все и воспринимают тёмных эльфов. Разве он мог что-то сделать? Как-то помочь им?»
Куруми уронила светловолосую голову на столешницу.
«Нет, не мог. А смогла бы я смотреть, как убивают моих сородичей? — Куруми закрыла голову руками. — Нет, не смогла бы.»
В своих путанных размышлениях Куруми уже несколько раз обвиняла Элриона в равнодушии и бесчувственности, потом оправдывала и снова обвиняла. Обвиняла весь мир в том, что люди относятся к тёмным как к чудовищам, потом обвиняла самих тёмных. Сам же Рион то поднимался в глазах Куруми то до уровня всеми отвергнутого героя, сопротивляющегося общему мнению, то падал обратно на уровень обычного эгоиста. Неизвестно в какие дали бы завели размышления эльфийку на этот раз, если бы её не отвлёк странный звук. Кто-то, легко запрыгнув на крышу, завалился на соседний стул, по-хозяйски с маху закинув ноги на стол. Куруми вздрогнула от неожиданности, резко поднимая голову. Вальяжно расположившись на стуле и взирая на эльфийку лукавыми золотистыми
