— Именно, поэтому не задавай глупых вопросов.
Ноэ не отрываясь смотрел в окно, просто чтобы не смотреть на Эдем. За окнами блистало ослепительно-ярким солнцем утро. Он ненавидел просыпаться рано, но всё же проснулся, потому что всю ночь его умчали кошмары. На улице было светло и ясно — редкость для Ведьминой Топи. А на душе у Ноэ было пасмурно и дождливо, но это ещё не повод злиться на небо. На душе у Ноэ было паршиво и мрачно, но это ещё не повод злиться на Эдем. Он это знал. Знал, но слова, колючие как иголки, вырвались против его воли.
— Глупых, значит, — тихо повторила эльфийка, не отрыва взгляда от пола. — Я беспокоюсь, ты в последнее время сам не свой, я просто хочу знать что с тобой…
— Ничего, — резко оборвал её мечник. Слегка обернувшись, он встретился взглядом с пронзительно синими глазами Эдем, такими же синими, как небо за окном. — Ничего со мной не случилось. Я всегда был таким. Просто не стоит ко мне лезть, как назойливая муха!
Светлые глаза чуть сузились и помрачнели, как небо перед страшной грозой. Ноэ знал, что сказал ужасную вещь, знал, что он не прав, знал, но не спешил извиняться, хотя знал и то, что если он извинится, его простят. Но он чуть поджал губы, словно боясь сказать ещё что-то столь же мерзкое, и молчал. Эдем смотрела на него глазами, похожими на грозовое небо, глазами полными боли и обиды. Ноэ прекрасно знал, что заслужил такой взгляд. А уже в следующую секунду его щёку обожгло болью. Рука у эльфийки оказалась тяжёлая, и удар вышел весьма болезненным. Ещё через мгновение громко хлопнула входная дверь, как бы ставя точку в их диалоге. И мечник прекрасно знал, что и эту пощёчину, и этот холопок дверью, похожий на раскат грома, он заслужил.
***
Элисия сидела в библиотеке, забравшись с ногами на мягкое кресло и пустым взглядом смотрела в собственную тень. Из-за яркого света, бившего из окна прямо в спину, она казалась похожей на глубокий провал, налитый до краёв тёмно-фиолетовым мраком. Одно неосторожное движение, и ты провалишься, утонешь, захлебнёшься тьмой. В одном из своих кошмаров Элисия уже тонула в море бесконечного мрака. Сейчас ей казалось, что она тонет наяву.
С одной стороны ей хотелось кричать: «вот, видите, я оказалась права. Роузи нельзя было доверять. Она предатель, она с адептами, она плохая.» А с другой — «богиня, да что же нам теперь делать?».
Элисия знала, что значит чувствовать себя слабой, но теперь она чувствовала себя не просто слабой, а жалкой. Жалкой и ничтожной маленькой волшебницей, которая ничего не может сделать, которой каждый может задурить голову, которой вертят как хотят. Она скорее чувствовала, чем понимала в сколь масштабную игру оказалась втянута. И в этой игре она была вынуждена играть по чужим правилам, играть и проигрывать.
С того момента, как Пророк предала их прошло несколько дней, и все эти несколько дней Элисия позволяла себе быть обычной девушкой, у которой выбили землю из-под ног и которая не знает, что делать дальше. Элисия позволяла себе быть не лидером. Но с этим пора было завязывать. Осколок Зеркала истины врезался в руку и жёг пальцы. Осколок Зеркала истины в её руке не ответ, но ключ к ответам. Осколок Зеркала истины в её руке это шаг к свету или шаг в пропасть. Не важно, что будет дальше, но этот, пусть и не до конца обдуманный шаг, Элисия должна была сделать.
Эти мысли не выходят у волшебницы из головы. У неё из головы вообще много чего не выходит, например, слова Вельскуда о Ламберте, о том, что он ради славы бросил свою семью. Лени когда-то хвастался, что он сын великого Ламберта, и что хочет превзойти и его, и Барнака. Элисия помнила, как при упоминании Ламберта скривилось лицо Ноэ, и как он попытался скрыть это за кривой улыбкой. В семейные дела лезть нельзя, Элисия уже и так в слишком многие дела залезла, поэтому она ни о чём не спрашивала близнецов. Не спрашивала, не спрашивает и не спросит.
Громко хлопнувшая дверь заставила Элисию вздрогнуть, вырвав из омута мыслей. Испугавшись, что что-то могло случится, она быстро выскочила из библиотеки, но не увидела в гостиной ничего необычного, лишь Ноэ стоял около окна, потупив взгляд в пол. Юноша, кажется, даже не заметил появления волшебницы, погрузившись в какие-то свои мысли. Одна его щека почему-то покраснела, приглядевшись, Элисия поняла, что это не просто краснота, а след от удара.
Элисия поняла, что снова влезла не в своё дело.
Ноэ вдруг резко обернулся, пронзив волшебницу холодным взглядом, от которого ей стало как-то не по себе.
— Не спрашивай, — коротко бросил он. Слова прозвучали почти как приказ.
— Не буду, — так же коротко ответила Элисия.
Взгляд Ноэ — лезвие меча, его слова — идеальный щит. Сам Ноэ — идеальный воин, только вот почему-то воевать он решил со своими союзниками. Каждым своим словом, каждым своим поступком он загоняет себя всё глубже во тьму, но сам этого не понимает. Или понимает, но не может ничего поделать.
Элисия больше ничего не сказала, лишь окинула мечника сочувствующим взглядом. Ей было страшно. Страшно от того, что весь её привычный мир, который она выстраивала так долго, вся её жизнь медленно разрушается. Снова.
«Орден Ветров» должен был стать местом, где никто не будет одинок, местом, где не будет боли. Так почему же вышло так, что каждый замкнулся в себе, оставшись наедине со своей болью?
***
Ноэ смотрел куда-то сквозь. Сквозь людей, сквозь дома, сквозь всю Небесную Гавань, сквозь тьму, скопившуюся в собственной душе. Небесная Гавань для него глухой и немой город, они существовали где-то в параллельных реальностях. Весь шум — рокот голосов, сердцебиение вечно живого города — просто не долетало до слуха мечника. Из-за этого он почти вздрогнул, когда где-то рядом с его ухом раздался женский голос:
— Эй, парень! Да-да, я к тебе обращаюсь, игнорировать меня вздумал?
Перед Ноэ стояла явно недовольная верховная волшебница Стелла. Судя по её виду, позвала она его уже не в первый раз. Мечнику было глубоко наплевать на
