нас посмотрят. Из-за их косых взглядов она сердится, но не заламывает без толку руки, а предпочитает хорошенько вымесить тесто. Тятя говорит, что её руки – руки настоящей булочницы, творящие из теста чудеса. Матушка может приготовить еду буквально из ничего. Она умеет варить сыр и собирать мёд. Знает, как смешать травки и корешки для ароматного чая. Печёт вкуснейшие халы, оладьи, рогалики и миндальное печенье-мандельброт. А уж её бабка с корицей славится по всей округе. Матушка продаёт печево в городе.

Покончив с делами на кухне, она частенько выбирается через окошко на крышу, чтобы понежиться на солнышке. Лайя любит сидеть там рядом с ней. С крыши как на ладони видно всё местечко и лес. По-моему, матушку интересует не только свежий воздух. Если тятя с головой погружён в свои книги, то мама витает в облаках. По словам Лайи – мечтает об иных краях и землях.

4

Лайя

Мне казалось, что молитвы,скромный вид и верный путьприведут нас к счастью и довольству.Что найдём мы путь к Сиону,Днестр – предстанет Иорданом,нашим раем на земле.Мне – пятнадцать.Я узнала:моей маме выбор веры,путь благой и послушаньеобернулись лишь хулой.Слушаю рассказы мамыо её родном селеньи,об Онишковцах. Когда-то,там жила святая Анна,прозванная Лебедицей.Всей душой туда стремлюсь я.Та святая Лебедицане молилась слепо Богу.Знала, что несовершенна,но собою оставалась,не рядясь в чужие перья.Времени не тратя даром,стать другоюне стремилась.В том была вся её сила,что своим путём пошла.Православные в селеньецерковь в честь неё воздвигли,рядом с родником, которыйникогда не замерзает,но – как лёд зимой и летом.Льёт ли дождь,печёт ли солнце,снег идёт,метель ли свищет, —а родник тот всё такой же.Говорят, в былое времяблиз Онишковцев гнездилисьсотни птиц тех белоснежных,и сама святая Аннаим защитницей служила.«Их теперь давно уж нет там», —тяжело вздыхает мама.Гниль подъелалес дремучий,и страдают,плачут Кодры,чуя смертную беду.В людях также гниль я чую.Но нет смысла быть хорошим,презирая всех на свете.Ведь тогда не остаётсяничего. Лишь прочь лететьвслед за Анной-Лебедицей.

5

Либа

Возвратившись с утренней прогулки, мы застаём матушку на кухне. Она готовит завтрак и ставит тесто. Тятя стряхивает с ног налипший снег.

– Гут морген, – гулко здоровается он и целует матушку в щёку.

– Доброго ранку, – отвечает она, убирая со лба золотистую прядку. – Либа, закрой дверь, хату выстудишь.

– А Лайя где? – Я стягиваю с головы платок.

– В курятник пошла, за яйцами, – весело говорит мама.

Они с Лайей – ранние пташки, чего не скажешь обо мне. Меня по утрам поднимает только предвкушение прогулки с тятей.

Вешаю жакетку на гвоздик у двери. Мама уже разливает по чашкам чай.

– Ну, скоро ты? Продрогла ж як цуцик, – окликает она меня.

Поёжившись, начинаю заплетать косу. Волосы у меня густые, длинные, блестящие, словно окатанная водой галька.

– Как красивы твои волосы, переливаются, точь-в-точь – лунный камень, – говорит мама. – Оставь их распущенными, доня.

– Лунный камень? Скорей уж жирная шерсть, – ворчу я.

Они тёмные, гладкие, ужасно непослушные и, увы, совсем не похожи на лёгкие и светлые волосы мамы и Лайи.

– Давай помогу заплести, – предлагает матушка.

Отрицательно мотаю головой.

– Иди за стол, моя зафтиг, – зовёт тятя. – Оставь свои волосы в покое, всё с ними хорошо.

От этих слов я сжимаюсь. Терпеть не могу, когда он называет меня «пышечкой», пусть даже в шутку и ласково. Притом я знаю, что будет дальше. Входит Лайя.

– А вот и шейне мейделе пожаловала! – говорит тятя.

Красавица, значит. Я сосредоточенно плету косу.

– Гут морген, – улыбается Лайя и смотрит на меня. – Как прогулка?

Пожимаю плечами. Покончив с косой, сажусь за стол, подношу чашку ко рту.

– Барух атах Адонай элохейну мелех хаолам, Шехакол Нийе Бидваро, благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, кто создал всё словом своим, – я стараюсь читать молитву с подобающим благоговением.

– Амен! – радостно восклицает тятя.

Что же, раз уж красавицей мне не бывать, постараюсь стать хотя бы хорошей еврейкой.

6

Лайя

Выхожу во двор я,собираю яйцаи смотрю на небов поисках чего-то,хоть чего-нибудь.Ночью шелестелилистья… Или крылья?Я оборотилась,глянула в окошко.Лебедь, лебедь, лебедьсел на нашу крышу,смотрит на меня.Я застыла камнем.Лебедь, лебедь!Лебедь вдруграсправилкрылья ивознёсся в небо.И с той самой ночия молюсь усердно,чтобы повидатьэту птицу вновь.Больше не застынуя столбом соляным,распахну окошко,полечу за ней.Вновь вожу глазамипо коре древесной,по листве узорной,и по облакам.Ветви, словно руки,словно мои руки,тянутся к чему-товвысь,и ввысь,и ввысь…Дом наш ночью давитжёрновом тяжёлым,давит мне на грудь.Пусть внутри тепло мне,пусть внутри светло мне,но куда же мёртвым,старым мёртвым доскамдо ветвей шумливыхполога лесного?Спать в лесу хочу я,вольном и зелёном,Дом мой – это Кодры,только там мой дом.Утром снежныммне тревожно,это значит —что-то близко.Лишь моргну —всё изменилось,вот чему нас учитлес:искры хватит,чтоб сгорело,чтоб истлело всёдотла.В душе пожар,я как струна.Вся наша жизньгнетёт меня.Гнетут молитвы,святые дни:святое от светскогоотдели.Благочестиввсегда отец,так день-деньской,и где конец?Одно и то жеот зари до зари.Вся слава дщериЦаря внутри.Манят менядалёкие далитам, за днестровскимикамышами,там, за околицейскромного штетла.Сердце щемит,душа не на месте.Как же мне слитьсясо всеми вместе?Как жить покойнои богу молитьсяв доме родимом?Быть дочерью тяти,похожей на Либу,своею в селеньи?Видя мои муки,мама меня гонитсо двора гулять.Что же ей ответить?Я понять не в силахпочему, как Либу,пирожки не учитпечь она меня?Почему не можетнаучить остаться,вдаль не улетать?Опускаю веки,глубоко вздыхаю.Только б не сорваться!Чешется спина.Как же мне охотасбросить эту кожу!Мысли, мысли, мысливьются, точно мошки,душу больно жалят.Я смотрю на небо,и молюсь ему я,просто, как умею.Я прошу свободыдля души пленённой.Это не гордыняи не благочестье.Это что-то хочетвырваться на волю.

7

Либа

Ночь. Тятя вернулся с работы. Время близится к полуночи. Лайя уже посапывает рядом со мной. Весь день её что-то тревожило. Я собиралась спросить, что с ней такое, но случая не представилось. Вдруг раздаётся стук в дверь.

Один раз, второй.

Стучат так громко, что и мёртвого поднимут. Ума не приложу, как это Лайя не проснулась? На цыпочках крадусь к люку, ведущему на наш чердак. Оттуда можно увидеть входную дверь. Тятя идёт открывать. Матушка с утра до ночи простояла у печи (бабка, знаете ли, сама себя не испечёт). Интересно, мама знает, кто пришёл?

А вдруг за тятей явились солдаты? В нашем местечке уже много кого призвали в царскую армию. Особенно это заметно вечером по тёмным окошкам хат.

Я знаю, что такая мелочь, как стук костяшек пальцев по дереву, может навсегда изменить твою жизнь. Мы все это хорошо знаем. В армию тебя отправят служить на целых шесть лет. И ещё неизвестно, вернёшься ли ты домой живым.

В воздухе витает запах шоколада, но я уже готовлю себя к тому, что наша жизнь вот-вот рухнет.

– Кто там?

За дверью неразборчиво бубнят. Входит незнакомец, кланяется тяте. Тот, ахнув, восклицает:

– Янкель?!

Гость стоит согнувшись до тех пор, пока тятя не благословляет его, возложив ладони ему на голову.

– Йеварехеха Адонай Ве Йишмереха, да благословит тебя Господь и сохранит тебя…

Странно, почему он произносит Аароново благословение? Обычно он читает его вечером в пятницу, возложив руки на наши

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату