— Ненависть — чувство, противоположное любви, — с некой горечью на устах произнес он.
— Значит, ты меня ненавидишь? — с ноткой грусти спросила Селлина.
Глава 41
— Не хочу тебя обидеть, но имеет ли это значение? — немного погодя задал Зоренфелл глупый вопрос. — Разве ты не должна к каждому существу относиться одинаково?
— Должна, но не могу. Не знаю почему, я не могу к тебе относиться, как к другим… Ты первый человек, с которым я говорю и всё, что ты мне показал для меня было в новинку. Я следила за людьми тысячи лет, я видела все события, я думала, что знаю людей, но крупно ошибалась, когда столкнулась с тобой.
— Ты испытываешь чувство любви к ошибке системы?
— Думаю, да, — честно ответила она. — Раньше я и не думала никогда вовсе, потому что знала обо всём и считала ненужным думать, сейчас и это изменилось во мне…
— Все подвергнуты изменениям, кем бы мы ни были, хоть жук, хоть Бог, так что это нормально. Если ты способна изменяться, значит тебе доступно намного большее, чем ты, Селлина, можешь себе представить.
— Но ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнила Судьба.
«От ответа мне, по всей видимости, не уйти, — огорчился Зоренфелл. — И все-таки в ней пробудилась настойчивость, она и вправду сильно изменилась с нашей первой встречи. Насколько я помню, всё началось с того момента, когда я подловил её на том, что она не сможет исправить ошибку, то есть меня, тогда-то она и сделала своё признание. Её отношение можно обосновать с помощью логики, но это будет неправильным. Она умеет чувствовать, она испытывает самое чистое и красивое чувство из всех, так что я просто не могу искать ей оправданий».
— Нет, я больше тебя не ненавижу. Те негативные эмоции, что я тебе высказывал, были спровоцированы болезнью моей мамы, моим бессилием и отчаянием. Я, как полный дурак, искал виноватого в случившемся, хоть и понимал, но никто не мог приложить к этому руки. Поэтому я не нашёл ничего лучше, чем обвинить судьбу в произошедшем, однако я и подумать не мог, что ты реальна.
— Получается ты любишь меня? — продолжала задавать неловкие для парня вопросы.
«Зачем ты так со мной? — вопил про себя Зоренфелл. — Я никогда никому не признавался по-настоящему и не хочу больше говорить фальши, как я делал это раньше с другими девчонками».
— Я не люблю тебя так, как любят друг друга влюбленные, но ты мне на самом деле очень приятно. Мое мнение о тебе сильно изменилось, после того, как мы с тобой познакомились поближе.
— Хочешь сказать, что есть разные виды любви? — удивилась она.
— Ага, можно любить, как друга, что означает близость между людьми, но без романтики, есть страстная любовь, есть любовь к человеку, что является основным значением. Также у любви есть и другие значения, которые не относятся к взаимоотношениям между людьми, например, любить ту или иную музыку, любить заниматься каким-то делом.
— Мне нравится изучать деревья жизни людей — это то, о чем ты говоришь?
— Да, схватываешь на лету, — улыбнулся он.
— Зоренфелл, можно мне почувствовать твое тепло, как в тот раз в моем мире?
— Обняться?
— Да.
— Конечно, айда сюда, — подозвал он её.
«Ну не смогу я привыкнуть к тому, что за маской этой маленькой девочки скрывается трансцендентное существо, живущее бессчетное количество тысячелетий… Всё это слишком странно, чтобы быть правдой, но это происходит на самом деле, так что, по всей видимости, остается только свыкнуться» — решил для себя Зоренфелл.
Хрупка девчушка, именуемая Селлиной, аккуратно подошла к юноше и тот взял её на руки. Она повторила его жест, когда Зоренфелл был инициатором, нежно обняв шею юноши.
— Правильно? — поинтересовалась она.
— Да, вполне себе, — ответил Зоренфелл и немашинально закрыл глаза.
Сам того не замечая, Зоренфелл устремился в мир грёз. Он слегка утомился из-за волнения и спешного оказания помощи Марии. Не каждый день ему приходится переезжать из города в город, а потом ещё и сталкиваться с подобной непредвиденной ситуацией.
Селлина не сразу заметила, как он уснул, но и мешать ему не стала. Она просто продолжила перенимать тепло его тела, закрыв глаза и пытаясь уснуть, пусть и понимала, что вряд ли из этого что-то выйдет. Ей раньше не приходилось испытывать ничего подобного за всю свою долгую жизнь, из-за чего Селлина не хотела расставаться с этими прекрасными ощущениями.
Она лежала и размышляла над тем, о чем только что говорила с Зоренфеллом, а конкретно о любви. Её личный склад с вопросами пополнился еще одним, стоящим наравне с тем, кем она является. Селлина озадачилась новым вопросом: «Что такое любовь?». Судьба слишком заинтересована в этом вопросе, поскольку он её тревожит больше, чем что-либо, так как она испытывает это чувство, но не может найти слов объяснения этому явлению.
Спустя несколько часов дождь закончился, а спокойная атмосфера в комнате совершенно не изменилась: Зоренфелл тихонько дремал в объятиях Селлины, размышляющей о своём, а Мария из беспокойного сна перешла в обычный, размеренный. В такие моменты возникает чувство, что время вокруг тебя остановилось. Но оно совсем не стоит на месте.
— М-м-м… — пробудилась немного после Мария.
Состояние её несколько улучшилось, жар спал, но головная боль всё ещё одолевала юную девушку. Однако сейчас ей гораздо лучше, благодаря чему она смогла проснуться и обомлеть от увиденной картины, где Зоренфелл спит на кресле в объятиях маленькой девочки.
«Разве это вот! Вот это вот! Нормально!?» — мысленно недоумевала Мария, не находя слов оправданий для увиденного.
Но ждать объяснений ей не пришлось, так как девочка на самом-то деле вовсе и не спала. Она, заслышав то, как Мария проснулась и уселась на диване, повернулась к ней и отцепилась от юноши.
— Кто ты? — спросила Мария.
— Селлина, — ответила она, — Зоренфелл мой брат.
— А-а… Вот оно что… — почувствовала некоторое облегчение Мария от услышанного. — Я и не знала о том, что у него есть такая миленькая сестра. Хотя он и не рассказывал… — произнесла она и пару раз кашлянула.
— Брат заботился о тебе, когда мы вернулись.
— И то верно, — осмотрелась Мария.
Она обратила внимания на теплый плед, спавший с её головы компресс, стакан воды с лежащими рядом таблетками на столике у кровати, да и в комнате стояла умеренная температура. Марии даже стало стыдно за то, что она повела себя как дурочка и довела саму себя до такого состояния, заставив ещё и Зоренфелла волноваться о ней.
«С другой стороны, — тут же подумала она, — почему я дура? Это же Зоренфелл свалил фиг знает куда, не обмолвившись ни словом, а за него в школу звонил отец! Не знаю, может
