Кот отпихнул меня к стене ямы, шагнул к гиане, расплылся, превращаясь в сгусток тьмы, отдаленно напоминающий человеческий силуэт.
— Предашь, — мстительно повторила дева, растворяясь в темноте, оставляя нам лишь слабое сияние выросшей на полу плетельницы.
— Проклятиям положено, — буркнул Эмрис, снова становясь котом, покосился на светящиеся побеги: — Хоть какая-то польза от когтистой, а то предсказание — курам на смех. Зря только приманивал. Аж охрип, пока серенады тут, точно мартовский кот, выводил!
— Что ты делал? — Я поймала интригана за ухо, притянула к себе.
От возмущения и злости не находила слов. Этот… это проклятие, чтоб ему в зарослях кактусов станцевать, специально подманило гиану, пока я спала?!
— Почему я не проснулась?
— Так я тебе уши лапами закрыл.
— Закрыл и подманил?
— Да, как запах ее почуял. Гианы на новые песни падкие, к ним тут нечасто гости забредают.
Да-да. А идиоты, что решаются горланить куплеты, сидя в яме, еще реже встречаются.
— Сама подумай, такой шанс узнать будущее, — прошипел Эмрис, пытаясь лапой избавить свое ухо от моих пальцев. — Мы ведь все равно под землей, тут у нее почти нет сил.
— Все равно?! Все равно?! — Я споткнулась, наклонилась, подхватила щепку. — Любишь предсказания? Предсказываю твоему хвосту кучу заноз!
— Убери палку! — попятился Эмрис, моментом выдрав ухо из захвата.
— И не подумаю!
Я гоняла кота по яме минут пять, пока окончательно не выдохлась. Достать до его пушистой вредности не удалось ни разу — в отличие от меня, у Эмриса не болели ноги и не тряслись от усталости руки. Сердито бросив щепку, села у стены.
— Знаешь, еще парочка твоих выкрутасов, и я отправлюсь к законникам! — Я сердито поправила застежку на митенке.
— И проведешь всю жизнь взаперти? — Эмрис подкрался ближе. Припадая к земле, подполз. — А как же твой домашний цирк? Как они без тебя?
— Нормально. Они поймут. И постараются мне помочь.
— А ваши клиенты? Тоже поймут? А как же репутация? Или твой отец настолько богат, что на нее плевать?
Знает, куда бить, паршивец. Наша семья состоятельна, но репутацию приемные родители заработали потом и кровью. Сейчас мы ни в чем не нуждались, но и я, и Вейла, и Неста хорошо помнили времена, когда делили один кусок хлеба на троих. Прав Эмрис: нельзя попадать в тюрьму, никак нельзя. Но согласиться — значит развязать коту лапы, благословив на любые аферы.
Я обиженно молчала, разглядывая светящиеся побеги. Толстые, сочные, с крупными прозрачными листьями, они так и просились в нашу оранжерею. Конечно, выращивать поднятые магией духов растения непросто, но отец с сестрами справляются. Не зря же наша ферма славится редкими растениями на любой вкус.
Я вытащила из кармашка носовой платок, подошла к горе сломанных кольев. Выбрала несколько небольших щепок, скрепила тканевыми лентами в подобие горшка. Вооружившись еще одной деревяшкой, приступила к пересадке.
— Знаешь, обычно девицы ограничиваются восторженным писком и веточкой, а ты…
— А я — жадный лепрекон, — перебила я, все еще злая на кота за выходку с гианой.
Растение смотрелось в импровизированном горшке экзотично. Надо потом еще глиной ненадежное сооружение снаружи обмазать. И цветок полить.
Под митенкой щекотало, словно туда попало немного земли. Отставив растение, я уселась на широкие щепки у стены и, используя его в качестве светильника, расстегнула пуговицу. Стащив митенку, ошеломленно моргнула. Не поняла! На коже виднелась золотистая загогулина, отдаленно напоминающая половинку четырехлистника. Я потерла пальцем ладонь, загогулина никуда не делась.
— А предсказание гианы не такое уж и бесполезное, — довольно фыркнул Эмрис.
Я что, половина лепрекона, что ли? У чистокровных — целые четырехлистники на ладонях, у полукровок — золотистая прядь на затылке. А у меня половина листа… Я оторопело дотронулась до затылка — жаль, не взяла зеркальце, хотя Сонья пихала его настойчиво мне в карман.
— Повернись! Кругом! — скомандовал Эмрис и, когда я торопливо обернулась, разочарованно вздохнул: — Надо днем смотреть, сейчас не разберешь.
— А ты разве не видишь в темноте?
— Вижу, но цвета не различаю.
Я села обратно, провела по узору пальцем. По половине узора.
— Ты бы прислонилась к стенке на всякий случай, — посоветовал Эмрис, с прищуром глядя на растительную завесу над нами.
— Зачем? — Я натянула митенку, застегнула пуговицу.
— Время подходит, — туманно пояснил кот.
— Какое еще время?
— Когда Арвель начал обряд.
— И?
Вот почему если что важное, то из него приходится клещами тянуть?
— И скоро проверим, насколько удачно я помешал ему это сделать.
Время, когда Арвель начал обряд, подошло… и пошло дальше. Я, зевая, следила за озадаченным Эмрисом.
— Да-а-а, — задумчиво протянул он, — видимо, старею. Хотя…
Кот расплылся, превратился вначале в верткого лиса, потом в грифа. Плетельница давала достаточно света, и метаморфозы проклятия я отлично разглядела. И то, что меня обнюхивают, тоже.
Крылатым он пробыл недолго. Не успела вдоволь насладиться видом голой шеи грифа, как на месте птицы оказалась огромная змея и, продемонстрировав раздвоенный язык, радостно прошипела:
— Сейчас начнется!
Спросить, что именно начнется, не успела. Кожа зачесалась, словно я забралась в муравейник и все шестиногое воинство вышло меня встречать. Особенно сильно зудели пальцы. Опустив глаза, я испуганно уставилась на прозрачную ладонь. Сердце замерло, и я, сипло выдохнув, превратилась в… призрака. Осознать то, что жизнь вот так резко закончилась, не получалось. Мешало сбившееся дыхание, шум крови в ушах и мелкая дрожь во всем прозрачном голубоватом теле.
Не знала, что близкие к истерике привидения испытывают те же эмоции, что и живые люди. Теперь понятно, отчего они такие вредные. Тела нет, а все чувства — тут.
— Ай да я! — Лукавый голос Эмриса отвлек меня от изучения своего посмертия.
Кот подбежал, потрогал ногу лапой и приказал, не скрывая восторга:
— В стену руку сунь!
Глядя на счастливое проклятие, я
