Она тянется к моей руке, потом направляет ее в тепло между своих бедер.
– Разбуди меня, – говорит она.
Вот мы и на месте. По дороге в Роузуотер почти все время молчим. Хорошо, когда чувства еще бесформенные и невысказанные, но Аминат говорит, что любит меня. Слова словно взвешивают страсть и вместе с тем оценивают и ограничивают ее. Мы оба знаем, что эта тишина нужна мне, чтобы проверить свое сердце.
Мы подъезжаем к ее офису, и она говорит мне подождать в машине. У меня все болит – сказываются травмы и долгая поездка. Она не целует меня, выходя из машины, но бросает взгляд, который я чувствую всем телом, от глаз до паха. Она любит меня. А я люблю ее? Я никогда раньше не любил, но никогда ни к кому не испытывал таких сильных чувств, как к ней. Я смотрю, как она удаляется.
Вывесок нет, так что я не знаю, что это за здание. Мне очень стыдно, что раньше я не проявлял интереса к ее работе, поэтому не спрашиваю.
Когда она почти выходит за пределы слышимости, я говорю:
– Я люблю тебя.
– Что? – говорит она, оборачиваясь.
– Ничего. Иди… мы поговорим, когда вернешься.
Сейчас утро, но еще не рабочее время. В здании только охранник. Он улыбается и смеется какой-то фразе Аминат. Он впускает ее.
Какие-то дети играют в футбол на дорожке и визжат от восторга, когда мяч пролетает мимо двух камней, изображающих ворота. Мяч отскакивает от ветрового стекла и замирает на земле. Мальчишки кричат мне. Я выхожу из машины и кладу мяч у своих ног. Делаю замах для пинка, но так и не успеваю ударить.
Взрывом меня отбрасывает к машине. Я ничего не слышу, кроме смутного звона в голове. Повсюду обломки. В воздухе поднимается черный дым и расползается по небу. Огонь ревет и пляшет по руинам здания.
Я не могу пошевелиться. Срабатывает сигнализация в машине. Я вижу горящего ребенка. Я жалею, что посмотрел.
Аминат.
Аминат, я люблю тебя. Вернись.
Я врываюсь в ксеносферу и сразу вижу черное пламя.
Интерлюдия: Задание 5. Плотина Каинджи, штат Нигер: 2057
Ахх, гнев, подавленная ярость. Она забавляет меня, хоть я и держу все в себе. Я пытаюсь вытащить языком кусочек вяленой рыбы, застрявший между резцами.
Мы в диспетчерской плотины Каинджи. Я единственный сенситив. Со мной шесть спецназовцев из отряда, засекреченного настолько, что мне не говорят его названия. Они одеты в сверхлегкую броню, держат сверхлегкое, сверхразрушительное оружие и готовы действовать.
– Кааро, есть что? – спрашивает командир отряда.
– Дождь еще не кончился. Пока ничем не могу помочь. Мне нужна ясная погода, помните? Если у вас нет доступа к Шанго или еще какому-то богу грома, мы застряли. – Я засовываю в рот палец, использую ноготь как зубочистку. Не помогает.
В узкую прямоугольную щель видны темно-серые небеса, иногда озаряемые молнией. Дождь проливной, бесконечный. Озеро Каинджи, наверное, уже переполнено, и турбины должны работать на полную мощность, однако не все они функционируют. Так было с тех пор, как итальянцы достроили ее в шестидесятых.
Повстанцы угрожают взорвать плотину, и О45 одолжил меня для этой миссии. Мне нужно только засечь, когда они прибудут на место, если они прибудут. Брутальные вояки, окружающие меня, сделают все остальное.
Я смотрю на этих парней. Хренов Данлади сожрал бы их на завтрак, не вылезая из постели.
Командир достает нож и кусает лезвие.
– Шанго я не знаю, но это железо Огуна [39], и я клянусь, что никто сегодня не взорвет эту плотину. Ты пойдешь с нами.
– Что? Нет. Я не полевой агент. – Теперь я тоже злюсь. И боюсь.
– Сегодня – полевой. Ребята, пойдем.
Мы выходим под ливень.
Я намереваюсь сбежать при первой же возможности.
Глава двадцать вторая. Лагос: 2055
Пушка.
Как только я думаю об этом, как только понимаю, что нужно для побега, я вижу, как мне раздобыть револьвер. Дамский, двадцать второго калибра. С перламутровой рукоятью. Серебристый, до блеска отполированный, в элегантном футляре. Заряженный.
Я не намерен из него стрелять, но должен убедить Феми, что буду.
Я возвращаюсь в кухню до ее появления. Меня тревожит кое-что, услышанное в моем видении. Разговор. Я уверен, что он из будущего. Я никогда не был на такое способен, но слышал о сенситивах, которые были. За прошедшие годы я уже переживал вспышки других способностей, а это – вспышка предзнания. Разговор между Феми и женщиной, которую я не знаю.
– Ты переспала с ним? – спрашивает странная женщина, сидящая за столом и пишущая на разглаженном песке, выложенном на керамическом подносе.
– С кем? – спрашивает Феми.
– Со скользуном. Кааро.
– Нет.
– Хм. Надо было. Ты должна была.
– Во-первых, фу. Во-вторых, фу. И это все, что я могу сказать по этому поводу.
– Если бы ты… что ж, это был наш последний шанс получить над ним контроль.
– Что вы имеете в виду? Он наемник. Его контролируют деньги.
Женщина поднимает указательный палец, как школьная учительница.
– Нет. Он только думает, что его контролируют деньги, но на самом деле это не так.
– Что тогда?
– Любовь.
– Любовь к кому?
Женщина пожимает плечами.
– Ты не выйдешь на Велосипедистку через него. Эта ниточка теперь оборвалась.
На этом видение кончается.
Я не знаю, что это за женщина, но чертить или писать на песке – это формы гадания, известные йоруба. Они аналогичны геомантии. Говорят, так делал Иисус, когда спасал блудницу от толпы. Я никогда не видел и не слышал, чтобы этим занималась женщина, но, наверное, всякое может быть.
Я заталкиваю револьвер за пояс за спиной. Что бы ни случилось, я не должен спать с Феми. Видение четко предостерегало от этого. Не знаю, как бы она получила надо мной контроль, но не хочу выяснять. Не знаю, что там насчет любви, но поскольку я ни в кого не влюблен, то не заморачиваюсь этим. К тому же, любовь для слабаков, настоящие любовники снимают телок.
Кофе, как оказалось, уже остыл, и я ставлю на огонь свежую порцию. Мне как-то не по себе, отчасти я нервничаю из-за оружия, а еще это видение и вообще нехорошие предчувствия. Перевозбужденный этим эмоциональным сумбуром, я случайно роняю чашку. Когда возвращается Феми, я собираю осколки.
– Я… за нами летит вертолет, – говорит она. Она кажется взволнованной, а может, мне просто передалось ее состояние.
– Я не полечу, – говорю я.
– Не дури. Мне надо лететь, а значит, и тебе тоже. Я тебя тут не оставлю.
– Я здесь не останусь, но и с тобой не полечу.
– Кааро, у меня нет на это времени.
Я достаю пушку.
– Ты с ума сошел? Ты никого не убьешь, – говорит Феми. – Кааро, не знаю, что ты, по-твоему, делаешь, но угрожать мне не надо. Я думала, мы поладили.
– Мы не поладили. Ты получала, что хотела, но мы не поладили.
– Успокойся и опусти оружие, Кааро. Это антикварный револьвер, он стоит
