Входит Клемент.
– Ты, значит, познакомился с Лорной.
– Я познакомился с кулаком Лорны, – отвечаю я.
– Хотел бы сказать, что мне жаль, но не могу. Она просто защищает меня.
– Сочувствую.
– Тебя здесь не ждут, Кааро. Зачем ты пытаешься меня убить?
– Я не пытаюсь тебя убить, идиот хренов.
– Ты все равно не сможешь, – говорит он. Расстегивает рубашку анкара и выпячивает передо мной свою голую грудь. – У меня есть защита.
– Что ты делаешь? Застегнись обратно.
– Я понял, как тебя заблокировать! – Его блестящий торс стал почти белым от толстого слоя кетоконазола. Я чувствую запах даже там, где сижу. Химический серный запах, настолько сильный, что я немедленно ощущаю вкус мази во рту.
– Клемент, зачем мне тебя убивать? Cui bono, сукин сын. Кому это выгодно? – Я кашляю, и кровь брызжет у меня из ноздрей. Я чувствую, как она струится мне в глотку.
– Я… Я… Зачем ты на меня нападал?
– Это ты напал на меня. В мясном храме Болы. Ты затаился и пытался устроить мне засаду своим дурацким железным големом.
– Только потому, что ты нападал на меня почти каждый день с момента приезда в Роузуотер. Я видел, как ты на меня пялишься. Ты пытаешься убрать соперника.
– Клемент, да ты мне нахрен не сдался. И нахрен мне сдалась твоя работа. Ради чего мне с тобой конкурировать? Выбрось эту дебильную мысль из головы. Я о тебе и не думал никогда до того дня, когда ты предпринял свою нелепую попытку меня прикончить. – Я кашляю. – А если ты думаешь, что слой дешевой антигрибковой мази остановит меня, если я захочу тебя убить… – Я кашляю, но першение не проходит. Кашляю и чувствую, как изнутри поднимается что-то вязкое, хотя его, кажется, нужно еще поуламывать. Я кашляю все сильнее, меняю позу, встаю. Глаза начинают слезиться. Я смотрю на Клемента, жестом изображаю стакан воды, но он в ужасе пялится на меня.
Лорна вырывается из комнаты в футболке и чем-то, похожем на мужские трусы-боксеры. Она тоже пялится.
Что они, никогда не видели, как люди кашляют?
Ощущение такое, будто грудь разрывается, я чувствую, как что-то подкатывает к горлу. Я кашляю, а потом оно, как рвота, выливается само. Зрение затуманивается, и я обращаю внимание, что у меня совсем нет слез. Что бы ни выходило из моих глаз, оно падает вверх.
Ох, сука, как больно.
Субстанция, вытекающая изо рта, поднимается и соединяется с паром из глаз в непрерывном потоке.
– Давай-ка убираться отсюда, – говорит Клемент.
– Это наш дом. Я могу его вышвырнуть, – отвечает Лорна.
Я поднимаю руку, словно говорю: подождите. Я уже чувствую, как нижняя часть этого, конец этого, выползает, будто слизняк, оставляя отвратительный, болезненный след. Когда оно выходит полностью, я падаю на пол. Поднимаю взгляд. Оно кружит у потолка, такой жизнерадостный туман, плотный, но полупрозрачный, там желтоватый, тут белесый. Что это за херня?
Это не просто облачко. Оно покачивается, но не бесцельно. Оно приближается к Клементу, а тот слишком ошарашен, чтобы двигаться. Я пытаюсь сказать ему, чтобы бежал, но вместо этого кашляю. Ксеносфера здесь, но она наполнена электрическим шумом – помехи это или осознанное глушение, мне не понять. Когда я вижу, как эта дрянь входит в Клемента, пока Лорна вопит, как в саундтреке к ужастику, я узнаю ее.
Эктоплазма.
Настоящая, с нейромедиаторами и ксеноформами.
Ее нити входят в его глаза, его ноздри, его открытый рот. Он начинает задыхаться. Лорна обнимает его, а я хочу сказать ей, чтобы поступила наоборот.
Положи его и дави на грудь!
Помоги ему дышать!
Я слишком слаб, чтобы помочь. Я едва успеваю делать вдох между приступами кашля.
Клемент резко, судорожно дергается, а потом застывает.
Я отползаю к двери. Лорна была не самой гостеприимной хозяйкой, а я не хочу вести мирные переговоры с профессиональной рестлершей. Нужно уходить, пока она оглушена горем. Червеобразные щупальца эктоплазмы выползают из дыхательных отверстий Клемента. Лорна видит их, неуклюже шарахается, выбегает мимо меня в коридор и прочь из квартиры. Ее крики затихают вдали.
Я не должен здесь находиться.
Эктоплазма активизируется и возвращается в меня, прежде чем я успеваю что-то сообразить. И вот я в ксеносфере, и со мной Молара, она возбуждена, соски ее заострены, как иглы, она висит надо мной, паря на своих крыльях. Она облизывает губы, и опускается, и начинает меня трахать. Язык у нее такой длинный, что бьется о подбородок. Нас окружает разноцветный туман, который кружит в разных направлениях, пока мы боремся друг с другом.
– Ты… самый… последний, Грифон, – говорит она, тяжело дыша. – Уже скоро. Скоро ты…
Она сотрясается в диком оргазме и исчезает, оставляя меня лежать в комнате с мертвым телом, в залитой кровью рубашке, со сломанным носом, в состоянии возбуждения. Ни одного свидетельства моей невиновности.
Скоро? Что она имеет в виду?
Я встаю. Глаза Клемента открыты и, кажется, обвиняют меня, и не без основания. Я действительно принес смерть в его дом. Мне стыдно, я чувствую вину. Пытаюсь закрыть ему глаза, как делают в кино, но почему-то его веки кажутся слишком маленькими и каждый раз поднимаются снова, открывая глаза. Я накрываю его лицо кухонным полотенцем. Мне нужно бежать, и дело не в полиции. Благодаря крови из носа и, возможно, эктоплазме, вся квартира и так уже в моей ДНК, а по имплантату они узнают, что я тут был. Чего я боюсь, так это что Лорна пробудит в соседях жажду крови. С толпой я уже общался, и повторения не хочется. Лучше самому вызвать полицию, чем получить на шею «ожерелье».
Дверь распахнута. Я не слышу никакого необычного шума, который означал бы, что за ней толпа. Нащупываю ксеносферу. Она полна смешанных мыслей Лорны и Клемента. Это не то, чего я ожидал. Я полагал, что столкнусь с неорганизованностью на грани психоза, а получил рациональность. Безопасное мыслепространство Клемента – это школа и полицейский участок. Оно постоянно перетекает из одного в другое. Выясняется, что его мать была офицером полиции, а отец – учителем. Пройдя по школьному коридору, я оказываюсь в классе. Сижу за партой, читаю учебник, лежащий передо мной. Сейчас это папка, полицейское досье старого образца.
«Добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными». Макиавелли.
Почему этот человек меня ненавидел? Или, по крайней мере, боялся?
В досье ничего не написано, и, подняв взгляд, я вижу новую дверь. За ней – Клемент в тот день, когда устроился в банк. Я вижу себя. Это странное чувство. Я же
