— Муравейник, — прошептал я.
— Суперорганизм. Мир будет наш. Будущее грядет. Мы победили, Джим! Мы победили! — он триумфально смотрел вверх сверкающими глазами. Затем он развернулся и сказал внезапно спокойным голосом. — А тебе пришло время умереть.
Глава 8
— Джим, пора умирать, ты готов? — короткий спросил и сделал шаг назад.
— Готов?! Как к этому можно быть готовым? — я вжался спиной в стенку.
— Понять смерть. Самый большой обман в мире.
— Обман?
— Ты не знал, Джим? Все эти твои деньги Павлова, собаки с мячом… Вся это ерунда. Неужели ты, группоненавистник, не разгадал их самый главный обман?
Меня затрясло.
— Почему группа, общество не хочет, чтобы ты думал о смерти, Джим? Почему это табу? И почему её так боятся? И почему, когда приходит время умирать, вот как сейчас, они обнаруживают, что не жили? И все идут по стопам Ивана Ильича. И, как и он, кричат все свои последние дни. Кто про себя, а кто во всю глотку. И знаешь почему?…
Он подошел чуть ближе.
— В последний момент они начинают чувствовать…
Он замер.
— Что?
— Джим, скажи, что человек больше всего не любит делать?… Что люди ненавидят делать?
Мы смотрели друг на друга.
— То, что их заставляют! Вот что они ненавидят! Если хочешь, чтобы человек возненавидел что-то, заставь его это сделать. Как Том Сойер с забором, только наоборот. Люди убеждены, что они должны жить. Обязаны. С детства им внушают, что они должны жить. Ради других. Что они должны человечеству. Они всё время что-то кому-то должны. Жизнь — это обязанность. И вся жизнь проходит из-под палки. Ты должен жить! Это приказ. У тебя нет выбора! Даже не думай о смерти. По ту сторону ждет суровый судья. Судный день! Ты должен жить. Суицид — это преступление!
— Черт побери… — я закрыл глаза.
— У тебя отбирают право уйти из жизни. Заставляют жить. Запирают в этой клетке, клетке жизни. И ты живешь как заключенный, каждую минуту ненавидя эту клетку и себя. Но узнаешь об этом лишь в последний момент… Если вообще узнаешь…
Короткий замолк.
— И?
— Есть только один способ вырваться…
— Какой? — воскликнул я.
— Понять, кто ты…
— И кто же я?!
— В компьютере есть специальная карта, созданная лишь для того, чтобы обрабатывать видео. Видеокарта. В твоем мозгу есть специальный устройство, которое моделируетбудущее. Оно создано лишь для того, чтобы предсказывать будущее. Модуль предсказания будущего. Знаешь, чем ты отличаешься от других животных? Они живут настоящим моментом. Они не могут предугадать будущее. У них нет этого модуля. У твоего мозга есть. Когда-нибудь видел, как генералы разыгрывают сражения игрушечными солдатиками на картах? Они рассматривают все возможные сценарии, ищут наиболее подходящий. Примерно тоже делает твой модуль. Так что этот модуль предсказания будущего — это очень полезная для выживания штука. Благодаря нему можно избежать кучи ошибок. Он позволяет выжить. Мы потомки тех, у кого был хороший модуль предсказания будущего.
— И?
— Как оказалось, у этого модуля есть побочный эффект. В какой-то момент предсказания сорвались с цепи. Превратились в мысли и мечты… В воображение. В разум… В нас. Мы лишь продукт деятельности этого модуля. И ничего больше. И знаешь, что это означает?
— Из пепла, в пепел… — прошептал я.
— Из ничего в ничего. Мы звездная пыль. Что происходит с душой компьютера, когда ты выключаешь его и сдаешь в утиль? То же будет и с тобой. Так что там, по ту сторону, ничего нет. И неопределенность уходит. Больше нечего бояться. Потому что там просто ничего нет. Судного дня нет. Некому тебя судить. Никому нет до тебя дела. Ты не будешь заперт навечно в каком-то склепе. Ада нет, рая нет. Ты, модуль по предсказанию будущего, просто перестанешь существовать. И ты никому ничего не должен. Несуществование это свобода. Полная свобода. И когда ты это поймешь, ты начинаешь жить не потому, что должен, а потому, что тебе это нравится. Свобода!
Он перевел дыхание.
— Когда Будда понял это, он, наконец, выдохнул. Это был его «у-ф-ф», выдох. Он понял, что он не должен жить.
— У-ф-ф…
— Он назвал это нирваной. Что буквально означает «выдох».
— Свобода… свобода, — шептал я. — Ты принадлежишь себе. Ты не должен жить. Поняв смерть, ты начинаешь жить…
— Лучше не скажешь, Джим. Смерть — не враг. Она друг. И сейчас пришло время умереть. Прощай, Джим. — короткий на мгновение замолчал, и затем прорычал. — Встать!
Дверь распахнулась и два охранника вошли, шагая в ногу. Через несколько секунд снова раздалось приказание:
— Я сказал, встать!
Слова доносились как сквозь туман. Охранники поставили меня на ноги и связали мне руки за спиной. Вдруг стало темно — сзади мне на голову накинули мешок.
Наконец-то… эта история подходит к концу…
Меня вели по коридору. Тяжелые шаги охранников гулким эхом разносились вокруг. Один шел впереди, другой замыкал сзади. Каждый раз, когда мы проходили очередную дверь, процессия останавливалась, и первый сначала открывал, а замыкающий закрывал дверь. Так мы шли как корабль, проходящий через шлюзы, один за другим. Короткий шел за мной, тяжело сопя, и бубня, снова и снова:
— Бунт. Это бунт, Джим!
И затем, вдруг:
— Папа!
Вспышка ослепила. Сопение исчезло. Я сидел в церкви. Девочка в шляпке с синей лентой сидела на скамейке передо мной. Вдруг она обернулась, и я увидел её лицо.
Мария!
Она смотрела на меня, улыбаясь, положив подбородок на спинку скамейки. Как всегда, когда она смеялась, на левой щеке у неё была ямочка.
Мария, что же я наделал!
Последняя металлическая дверь тяжело лязгнула и открылась. Снаружи ворвалось щебетанье птиц. Я споткнулся через порог.
Прости, Мария. Прощай!
Я начал считать секунды. Один, два, три…
Раздался щелчок металла, и последнее, что я услышал был рык:
— Бунт!!!
* * *Выстрелы оглушили. Моё тело соскользнуло на бетон. Я ждал боли, но вдруг мешок с головы слетел, и я увидел короткого, рывками развязывающего мне руки.
— Поспеши, — он прорычал.
— Что? — мысли были в тумане. Я задыхался в кашле.
— Нужно, чтобы ты поспешил. Иначе всё это будет напрасно. — он кивнул в сторону.
Я оглянулся, жмурясь от дневного света. Тела охранников распластались рядом с массивной железной дверью. Из-под ближайшего расползалась бордовая лужа.
— Вставай. Не мешкай. — он подталкивал меня. В лучах солнца на его лице высветились глубокие морщины. Как же он, оказывается, стар!
Он указал на небольшую дверь в стене, окружающей двор.
— Ты должен найти Марию. Она в опасности. У тебя нет времени. Вперед. Поспеши!
— Моя дочь мертва. Японцы убили её. Ты сам это знаешь. Я не послал сообщение. Оно не
