О них даже невозможно было сказать, будто они — топчут. Слоны врубались в перепуганную толпу, сминая ее и утрамбовывая. Бродили по человеческим телам, словно великаны из детских кошмаров, одним ударом бивней посылая в воздух по несколько повстанцев, валя их хоботами и втаптывая в землю.
Вдруг ее все покинуло: сила, решительность, уверенность в себе.
Пока она командовала, пока отдавала приказы — как-то держалась. Сражалась за своих людей, за жителей Белого Коноверина, за Лавенереса. Но теперь она утратила контроль; даже отошли она сотню гонцов, не сумела бы сдержать этой резни. Никто не сумел бы.
Деана взглянула влево: лагерь встал, не в силах ничего поделать с тем, что сейчас происходило. Наверняка, чтобы захватить его, понадобится еще немного времени, но к вечеру он падет. Или сдастся. Когда пришла гегхийская армия, повстанческая пехота, сопровождавшая фургоны, отреагировала, как и должна. Сформировала сомкнутые колонны и отправилась в контратаку, но запаниковавшие легковооруженные смешались с ней, сломали строй, а слоны завершили дело. В несколько минут все закончилось.
То же самое происходило по всему полю битвы. Буйволы без приказа оставили позиции и двигались вперед, отталкивая более легкие повстанческие отряды, коля их копьями, валя щитами, шагая по мертвым и умирающим, которых добивали на земле. Лучники Соловьев снова оказались в седлах и метались по всему полю, посылая стрелы в каждого, кто подворачивался под руку, и загоняя бегущих снова под атакующих слонов.
Резня.
Бойня.
Деана чувствовала пустоту в голове и в сердце. Абсолютную. Словно бы что-то пожирало ее изнутри. Не так это должно было выглядеть.
Гегхийским наемникам следовало явиться раньше, а не посреди яростной битвы, когда их приход превратил поле боя в машину для шинкования человеческого мяса.
— Я знала, что остатки армии Хантара Сехравина притаились на юге, — сказала она тихо. — Потому я приказала Эвикиату установить с ними контакт и предложить общую атаку. За достойную цену, естественно. Они должны были преодолеть примерно семьдесят миль, а не двенадцать, как мы, но тайно, ночами, днем прячась в лесах…
— Вы не должны мне этого рассказывать…
— Должна. — Пустота внутри нее сделалась холодной и мрачной. — Потому что знаешь, о ком я забыла во всем этом бардаке? Кое о ком из Библиотеки. Это забавно: они поддерживают меня, а я не взяла на эту войну ни одного библиотекаря. Никого, кто честно написал бы, сколько крови проливается сейчас моими руками. А потому я рассчитываю на то, что ты сохранишь все сведения. Как… ученый.
Она засмеялась несколько истерически. Это не должно было так выглядеть. Она хотела… должна была выиграть битву, но не таким образом. Не заканчивая ее подобной резней.
— Наш лагерь…
— Не беспокойся о нем, маг. Наши бравые войска как раз отбивают его из рук врага, которого сталкивают к реке. Иначе и быть не может, если уж Великая Мать решила, что выкупает мою душу в море крови.
* * *Вместо того чтобы ехать на юго-восток, чаардан помчался к реке. Ласкольник всегда так действовал, принимая решение мгновенно, невзирая на обстоятельства.
Но ведь они были меекханцами, гражданами Империи. И сейчас, когда ситуация изменилась, просто не могли оставить земляков без предупреждения.
Клубы дыма, поднятые паникующими лошадьми, что тащили за собой подожженные связки тростника, все еще затягивал окрестности. Они миновали следы битвы, какие-то трупы, пару десятков растоптанных палаток. Еще трупы, на этот раз Буйволы, целая группа солдат, которые, похоже, до последнего оборонялись в этом месте. А потом из дыма вынырнул отряд, состоящий из двух сотен пехотинцев в примитивных стеганках, с трофейными шлемами на головах и с коллекцией разнообразных щитов. Пехотинцы как раз занимались добиванием каких-то наемников.
— Тпру! — Кайлеан увидела, как кха-дар натягивает узду и одновременно кричит: — Генно Ласкольник! Я Генно Ласкольник! Опустить оружие!
Они не послушались, наставляя копья, косы и вилы и приближаясь к ним с нескольких сторон. Проклятие! Руки, поднятые согласно приказу Ласкольника, начали ползти в сторону оружия.
— Стоять! — Из заднего ряда повстанцев вышел мощный бородач с красным карвашем на руке. — Опустить оружие! Приветствую, генерал.
И только. Но все лучше, чем коса в животе.
— Кто тут командует?
— Этой ротой — я. Полком — Сухрин Малокрыс, но уже с полчаса я его не видел. Тут страшный бардак. Прежде чем мы успели закончить с этими Буйволами и теми босяками, — он махнул в сторону мертвых наемников, — полк разделился на роты и отправился на танцульки.
«На танцульки». Значит, вот как пехотинцы называли поджигание и вырезание всего вокруг.
— На чем вы приплыли?
— На плотах.
— Грузитесь на них и убегайте. Куда угодно.
— И отчего бы нам убегать, генерал? — Высокий, более семи футов чернокожий гигант вышел из клубов дыма. Сопровождали его несколько десятков Уавари Нахс в кожаной броне и со страшными боевыми серпами в руках.
— Уваре, — кивнул кха-дар. — Гегхийская армия пришла на помощь Деане д’Кллеан. Конница и слоны. Ударили по вашему лагерю с тылу и…
Прервал себя, потому что лица пехотинцев не изменились.
— Вы знаете.
— Знаем. Слышим. Когда бы ты не ездил на коне в таком смешном шлеме, то тоже бы услышал это — в конце концов, битва гремит всего в тысяче длинных шагов отсюда.
Кайлеан прислушалась. Из-за холма, до которого было несколько сотен ярдов, доносились звуки битвы. Иные, чем раньше. Трубный рев слонов был слышен даже здесь. И крики радости — тоже.
Уваре Лев улыбнулся: широко и спокойно.
— И куда же нам убегать? На другую сторону Тос? Или вниз по реке?
Кайлеан взглянула на лица пехотинцев. Белые, коричневые и черные. Молодые и старые. На каждом она увидела спокойствие и решимость.
Ее кха-дар, похоже, тоже это увидел.
— В ста ярдах отсюда есть небольшой холм. Пехота могла бы там неплохо защищаться, — сказал он, а в голосе его было нечто такое, что Кайлеан не осмелилась взглянуть ему в глаза.
Несколько улыбок появилось на лицах солдат, когда Уваре Лев ответил:
— Знаю. Но мы пришли сюда не защищаться. А потому, если ты не собираешься сойти с коня и присоединиться, тебе лучше уехать. Через минуту мы не станем опускать оружия даже по приказу меекханского генерала.
Несколько мгновений они стояли в глухой тишине, смотря друг другу в глаза: всадник из северных степей и черный гигант с юга, и Ласкольник первым отвел взгляд. А потом чаардан развернулся и помчался вперед.
* * *— Лю-у-ука-а-а! Лю-у-ука-а-а!
Это не был просто крик. Даже не вой или скулеж. Колесо стояла на коленях посредине лазарета, который каким-то чудом еще не был найден и разрушен, и именем его рвала в клочья небо. Владычица Немилостивая!
Он подскочил к девушке, схватил за плечи, обнял. Она всхлипнула отчаянно и утихла.
— Они плачут, Лю-у-ука… — заговорила она через миг. — Плачут и страдают. Не хочу… Не хочу, чтобы они
